Должно быть, у него едва не вырвалось слово «симпатичная».

— Мне кажется, я сказал ей что-то наподобие «Да?», или «Могу я вам чем-то помочь?», или что-то вроде, а она подняла руки — на ней была такая униформа — белая блузка и черная юбка, — она подняла обе руки, схватилась за блузку и сдернула ее с себя.

Пуговицы разлетелись буквально во все стороны. Потом она положила одну руку себе на плечо. Знаешь, вот так вот спереди, словно сама себя гладила, но потом вдруг, не издав ни звука, вонзила в тело ногти и основательно расцарапала кожу. На ее руке и плече появились четыре кровоточащих полоски, но это казалось совершенно нереальным, потому что она даже не…

— Неужели ты даже не шевельнулся, чтобы помочь ей?

— По-моему, я это сделал. Кажется, это произошло, когда я поднялся с кресла. Но стоило мне встать, она начала кричать.

— Что кричать?

Какое-то мгновение Дэвид не отвечал.

— «Насилуют», — произнес он наконец. — Она начала кричать: «Помогите! Насилуют!» Но она словно бы знала, что поблизости никого нет, потому что даже не стала особенно повышать голос.

— Она по-прежнему ничего тебе не говорила?

— Нет.

Взгляд Дэвида был устремлен вперед. На меня он не глядел. Недавно пережитая сцена снова разыгралась перед ним.

— Но она пристально смотрела на меня, даже с какой-то злобой. Так, будто я был для нее самым ненавистным человеком в мире. Так, будто она могла меня убить.

Я подбежал и попытался схватить ее и остановить. Когда она вырывалась, я, похоже, сам ее немного поцарапал, — конечно, не так, как это сделала она; но когда это случилось, она закричала уже совсем по-настоящему, словно только теперь наконец-то почувствовала боль. Она отскочила назад.

— Ну, и что же?

Голос Дэвида стал совсем тихим.

— Это поистине самая неправдоподобная часть истории.

— Я не думаю, что ты хоть раз солгал мне с тех пор, как тебе исполнилось шесть лет, Дэвид. Просто рассказывай мне все. — Я верю тебе, добавил я мысленно, несмотря на то, что эта история не похожа ни на одну из тех, которые мне доводилось слышать даже из уст самых отъявленных лжецов.

— Она начала сдергивать с себя одежду, — тихо сказал он. — Делала это не аккуратно, а попросту срывала с себя вещи, как будто намеревалась разодрать их в клочья. Она оторвала одну из лямок бюстгальтера, так что та моталась из стороны в сторону. Затем снова расцарапала себя поперек груди. И опять закричала, очень естественно. Я сам… я не знаю… окликал ли я ее по имени, пытаясь заставить сказать мне хоть что-то. Но она была совершенно невменяемой. Она повернулась и побежала в один из дальних кабинетов, в офис мистера Типпета, где стояла кушетка.

— И ты последовал за нею.

— Я понимаю, что поступил глупо. Мне нужно было тогда же бежать оттуда что есть духу. Но к тому времени была ли в этом какая-нибудь польза? К тому же она вела себя так, будто собиралась выброситься из окна. Поэтому я и кинулся за нею, но я не приближался слишком близко — я просто остановился в дверях. Она меня напугала, понимаешь? Если бы у нее оказался пистолет…

— Что она делала?

Дэвид посмотрел на меня как-то по-особенному. Мне подумалось, что я понял, в чем дело. Теперь я был одним из проверяемых. Я постарался придать своему лицу соответствующее выражение, но не представлял, как следует выказать безусловное доверие. Может быть, слегка приоткрыть рот? Или расширить глаза? Дэвид неотрывно смотрел на меня до самого конца своего рассказа.