Он знал, что все равно скоро придется перебираться: от графа ожидают, что он станет жить в собственной резиденции. Но пока он был рад довольствоваться своими скромными апартаментами.
Там- то он и сидел, пренебрегая своими обязанностями, когда Франческа наконец сама пришла к нему.
– Майкл! - заговорила она, едва камердинер вышел, оставив их вдвоем в маленькой гостиной.
– Франческа, - только и ответил он, шокированный ее появлением. Никогда прежде не приходила она к нему домой. Ни при жизни Джона, ни тем более после его смерти. - Что ты здесь делаешь?
– Я хотела увидеть тебя, - сказала она. Но имела в виду: «Ты избегаешь меня».
Это было правдой, разумеется, но он ответил только:
– Присаживайся. - И торопливо добавил: - Пожалуйста.
Было ли это неприличным? Ее присутствие здесь, в его квартире? Он был не совсем уверен. Их положение, обстоятельства были столь необычны, настолько отличались от принятого порядка вещей, что он никак не мог сообразить, каким именно набором правил этикета надлежит сейчас руководствоваться.
Она села и только нервно теребила ткань своего платья целую долгую минуту, а потом подняла глаза, посмотрела ему в лицо с душераздирающей искренностью и промолвила:
– Я соскучилась по тебе.
Ему показалось, что стены рушатся на него.
– Франческа, я…
– Ты был моим другом, - сказала она укоризненно. - Если не считать Джона, ты был моим самым близким другом, а теперь я не знаю, кто ты мне.
– Я… - Он чувствовал себя полным идиотом, совершенно бессильным и поверженным во прах взглядом этих синих глаз и неподъемным грузом вины.
Вины - за что? Он и сам уже не совсем точно знал. Он чувствовал, что виноват, виноват во многих отношениях, и что многочисленные «вины» наваливаются на него со всех сторон и давят так, что он уже и уследить не может, где какая.
– Что с тобой такое? - спросила она. - Почему ты избегаешь меня?
– Я не знаю, - ответил он, так как не в силах был солгать ей и сказать, что вовсе ее не избегает. Она была слишком умна, чтобы поверить в подобную ложь. Но не мог он сказать ей и правды.
Губы ее задрожали, и вот нижнюю прикусили ровные зубки. Он смотрел на ее рот, не в силах оторваться, и ненавидел себя за вожделение, которое при этом испытывал.
– Предполагалось, что ты и мой друг тоже, - прошептала она.
– Франческа, не надо.
– Ты был так нужен мне, - тихо проговорила она. - Ты и сейчас мне нужен.
– Вовсе я не нужен, - ответил он. - У тебя есть матери и сестры.
– Я не хочу говорить с сестрами. - Голос ее стал почти бесстрастным. - Они не понимают.
– Ну я-то точно ничего не пойму, - парировал он. От безнадежности голос его прозвучал резко и неприятно.
Она только посмотрела на него, и в глазах ее было осуждение.
– Франческа, ты… - Ему очень хотелось воздеть руки к небу, но вместо того он скрестил их на груди. - У тебя же был выкидыш.
– Да, - только и сказала она.
– Ну что я могу знать о подобных вещах? Тебе следует поговорить с женщиной.
– А ты не можешь сказать, что тебе очень жалко меня?
– Я уже говорил, что мне очень жалко тебя!
– А искренне сказать то же не можешь? Ну чего, чего она хотела от него?
– Франческа, я говорил искренне.
– Просто у меня в душе такой гнев, - заговорила она голосом, который с каждым словом набирал силу, - и такая печаль, и такое горе, и когда я смотрю на тебя, я не понимаю, почему ты не чувствуешь того же.
Мгновение он оставался недвижим.
– Никогда больше не говори так, - прошептал он. |