Вот что ему больше всего нравилось в Индии - так это что там не было Франчески. В Индии ему не приходилось постоянно знать, где она. Но мысль о ней все равно преследовала его. Время от времени ему случалось вдруг увидеть каштановые кудри, которые отливали в свете свечей точно так же, как у нее, или вдруг услышать женский смех, который на мгновение казался ее смехом. У него перехватывало дыхание, и он принимался искать ее, несмотря на то что прекрасно знал, что ее нет рядом.

Это был сущий ад, и обычно после такого трудно было удержаться и не выпить как следует. Или не отправиться в постель с очередной любовницей.

Или не совместить то и другое.

Но это ушло в прошлое, теперь он снова был в Лондоне и сам удивился, до чего же легко вошел в свою прежнюю роль бесшабашного покорителя сердец. Мало что изменилось в городе - ну да, появились кое-какие новые лица, но в общем свет остался прежним. Празднество в честь дня рождения леди Бриджертон оказалось таким, каким он и предполагал, хотя следовало признать, что он слегка опешил, когда понял, до какой степени дикое любопытство вызвало его возвращение в Лондон. Оказалось, что Веселый Повеса стал теперь Скандальным Графом, и в первые же пятнадцать минут его пребывания на балу не менее восьми светских маменек атаковали его с целью добиться благосклонности и представить ему своих прелестных незамужних дочерей.

Он и сам не понимал, смешно это все или ужасно.

Скорее все-таки смешно, решил он наконец, по крайней мере пока. Но на следующей неделе это наверняка покажется ему ужасным.

После еще пятнадцати минут непрерывных представлений и весьма слабо завуалированных предложений (к счастью, от вдов, а не от дебютанток и их мамаш) он объявил, что намерен найти хозяйку бала, и, извинившись, покинул эту толпу.

И тут показалась она, Франческа. Чуть ли не в противоположном конце зала, разумеется, а значит, если он хочет поговорить с ней, придется ему проталкиваться сквозь эту дурацкую толпу. А Франческа выглядела в своем темно-синем бальном платье так прелестно, что дух захватывало, и тут он сообразил, что разговоры о новом гардеробе были не случайны и видит он ее не в привычном полутрауре сейчас впервые.

И его снова как громом поразило. Так она наконец сняла траур. Она собирается замуж. Она будет смеяться, и флиртовать, и носить синее, и найдет себе мужа.

И все это, вероятно, случится в течение месяца. Как только ее намерение выйти замуж снова станет общеизвестным, от мужчин отбою не будет. Да и как можно было не желать жениться на Франческе? Может, она и была не столь юна, как прочие особы на выданье, но было в ней нечто такое, чего не было у дебютанток, - искрометность, живость, умный блеск в глазах, от которого ее красота только выигрывала.

По- прежнему в одиночестве, она стояла в дверях. Удивительно, но, похоже, никто другой не заметил ее появления, так что Майкл решил, что прорвется сквозь толпу и поговорит с ней.

Но она увидела его раньше и не то чтобы улыбнулась, но губы ее шевельнулись, и в глазах сверкнуло узнавание, и она пошла к нему, а у него занялось дыхание.

Чему тут было удивляться? А он был вне себя от удивления. И всякий раз, когда он думал, что знает о ней все, что малейшая деталь ее облика и личности запечатлена навек в его памяти, что-то внутри ее вдруг мерцало, и она менялась, и он чувствовал, что влюбляется сызнова.

Никогда ему не убежать от этой женщины. Не спастись от нее и не обладать ею. Даже теперь, когда Джона больше нет, это все равно невозможно, все равно дурно. Слишком сложно все. Слишком много всего произошло. Никогда бы он не смог избавиться от чувства, что все-таки украл ее у брата.

Хуже - что он всегда желал украсть ее.