— Будем знакомы, Игорь Петрович.

— Юлия, — пискнула Юлька, не знавшая, куда девать глаза. Она чувствовала, что стремительно краснеет, и ничего не могла с этим поделать. — Игорь Петрович, а вы не могли бы не ходить голым по улице? — спросила она. — А то это как-то неприлично, вы не считаете?

— А ты чего, целка? — спросил он. — При виде мужского органа в обморок падаешь? Так ежели тебе не нравится, можешь не смотреть. Хотя на меня в общем-то никогда бабы не жаловались.

— Мне нет никакого дела до ваших мужских способностей, равно как и до вашей анатомии. — Юлька старалась говорить спокойно, но чувствовала, что голос начинает дрожать. Не от страха, а оттого, что ей противно. Такую разновидность людей — «хам обыкновенный» — она не переносила физически. Сразу начинало тошнить. — Но мне кажется, что вы нарушаете правила приличий, а вместе с ними — общественный порядок.

— Это с чего вдруг? — Сосед изумился так сильно, что даже его лысина, просвечивающая из-под начинающих редеть волос, пошла складками. — Я у себя дома, между прочим. Вернулся с работы, пошел душ принять, потому как пропотел. Я водителем автобуса работаю, весь день в жаркой кабине. Право имею у себя на участке ходить как хочу. И не тебе меня оговаривать! Поняла, жужелица?

Юлька с ужасом поняла, что сейчас заплачет. Нет, никогда она не умела общаться с хамами и никогда, наверное, не научится. Кто-нибудь другой, острый на язык, наверное, нашел бы что сказать, но не она. Вот и муж ее бросил, потому что она бесхарактерная.

Слезы все-таки полились из глаз, Юлька отвернулась и опрометью бросилась к дому, чтобы не разрыдаться на глазах у отвратительного Игоря Петровича. В ногах у нее путалась рыжая собака, мирно спавшая после сытного обеда возле Юльки в беседке, а теперь выскочившая на шум.

— Добрый вам вечерок!

Из-за калитки улыбался Николай Дмитриевич, и Юлька кинулась к нему, как к доброму знакомому, ища защиты.

— Э-э-э, что случилось-то, красавица? — спросил он, когда она, рванув калитку, оказалась рядом и остановилась, судорожно переводя дух и удерживая себя от того, чтобы не броситься ему на грудь. Снизу оглушительно залаяла собака. — О боже ж ты мой, а это что за зверь? Откуда взялся?

— Вероника подобрала, девушка из коттеджного поселка. Она наполовину итальянка, — сообщила Юлька, догадываясь, впрочем, что из ее смутного текста мало что можно понять. — Он потерялся, наверное, мы хозяев не нашли, и я его себе забрала. Не бросать же на произвол судьбы. Я даже не знаю, мальчик это или девочка.

Николай Дмитриевич нагнулся, поднял собаку в воздух, отчего та начала судорожно извиваться всем телом и отчаянно заверещала.

— Девочка, — вынес вердикт он. — Надо ей имя дать, что ли. Ты ее как называть будешь?

— Жужа, — решительно произнесла Юлька, вспомнив, как противный сосед только что назвал ее Жужелицей, и решив, что «подобное лечат подобным». — Я буду звать ее Жужей.

— Ну, значит, я приглашаю вас с Жужей на ужин, — сказал Николай Дмитриевич и опустил собаку на землю. Она тут же прижалась к Юлькиным ногам. — Ты меня завтраком кормила, так что ужин с меня.

— А я жаркое потушила, — вспомнила Юлька. — Хотела вас угостить.

— Жаркое завтра на обед съешь, — ответил он. — Даю вам пять минут на сборы.

— Да какие сборы? — засмеялась Юлька. — Вечер теплый, даже кофту накидывать не надо. Сейчас ноутбук в дом унесу, и все.