Селом Запалиха называлась по праву – здесь были и церковь златоглавая, и даже двухэтажный универмаг. Улиц несколько, и главная из них в центре была покрыта хоть и старым, но асфальтом. Избы преимущественно деревянные, с резными наличниками и узорными ставнями, но я увидел здесь и кирпичные дома, длинные, многоквартирные, своего рода бараки. У одного дома стоял трактор, возле которого кружил мужик в грязной спецовке, возле другого на завалинке сидел дед с темным морщинистым лицом – лето на дворе, он в ватной фуфайке и в шапке-треухе, а в зубах дымилась «козья ножка» с самосадом. Женщина в расписном платке и с полными ведрами на коромысле, длиннокосая девчонка в дешевом, выцветшем ситцевом платье – на этом, пожалуй, деревенский колорит в моде и заканчивался. Все девушки, что попались на нашем пути, как и местные парни, сплошь были в джинсах, а там уж на усмотрение, кто в кофточке, кто в футболке. И транзисторные приемники, как в стародавние времена, здесь никто не носил. МР3-плееры с гарнитурой и компакт-диски в руках казались здесь делом обычным. Как и спутниковые антенны над шиферными крышами домов.

Но как бы ни одевалась селянская молодежь, деревенская особинка в их поведении, конечно же, присутствовала. Мы с Ариной проезжали мимо компании молодых людей, которые все как один повернули головы за нами вслед. В городе же на мою машину и внимания никто не обратил бы.

Нам пришлось проехать почти все село, прежде чем мы оказались возле деревянной избы, обитой вагонкой и выкрашенной в яркий зеленый цвет. Видно, что это было старое строение, но покоилось оно на бетонном фундаменте, поэтому не покосилось от времени. Понравился мне и забор – из тесаных поперечных жердин, размером с тонкое бревно, намертво крепившихся к толстенным деревянным столбам. Ограда была срублена относительно недавно, чего не скажешь о воротах и калитке: доски их почти черные от времени, трухлявые, и открывались они со скрипом.

– Дедушка только забор доделал, а ворота не успел, – сказала Арина, заметив, как я, взявшись за одну такую доску, дернул ее, проверяя на прочность.

– Давно его не стало? – спросил я, осматривая двор из-за калитки, поскольку внутрь войти не решался, из-за крупного двортерьера, не лающего, но с рычанием скалящего на меня клыки.

От ворот к дому вела протоптанная в траве тропка, у порога она разветвлялась и дальше тянулась к огороду в одну сторону и в другую – к дощатому курятнику с притершейся к нему поленницей с шатким навесом из рубероида. Яблонька во дворе, груша и еще березка перед окнами дома – вот и вся растительность. Видно, что от солнца здесь не прятались, а, напротив, открывали для него пространство, впрочем, как и везде в сибирских деревнях.

Арина открыла калитку, нехотя и как-то с опаской погладила узнавшего ее пса.

– Ну и как нас зовут? – спросил я, не решаясь к нему приблизиться.

А он не мог схватить меня, потому что сидел на цепи. Впрочем, он уже успокоился и с интересом наблюдал за мной.

– Трезор его зовут, – сказала Арина.

И с сомнением наморщила носик, как будто не была уверена в том, что собаку зовут именно так, а не иначе.

Я полез в багажник машины, достал из чемодана банку тушенки, быстро вскрыл ее и вывалил содержимое перед псом. Трезор заинтригованно вытянулся в струнку, внимательно глядя мне в глаза. Но есть не стал, хотя чувствовалось, что он голоден.

– Давай знакомиться, Трезор. Меня зовут Петрович!

Мои слова прозвучали, как волшебное заклинание, иначе как объяснить, что после них пес радостно завилял хвостом и набросился на тушенку. Контакт налажен, можно идти дальше.

Подъезд к дому перегораживала скамейка с выставленным на ней эмалированным ведром, под крышкой которого я увидел сухие гранулы комбикорма – видимо, для кур, чей клекот доносился до меня.