Она прижалась пылающим лбом к прохладному стеклу и на мгновение испытала облегчение: кондиционеры в «Виктории» работали прекрасно. Но мысли ее постоянно возвращались к первым месяцам жизни с Роем.

Они тогда вернулись в Хьюстон, Рой опять стал летать, и это уже не казалось Линде таким романтичным: как все жены летчиков, она места себе не находила, пока не раздавался звонок с аэродрома и ей не сообщали, что полет закончился благополучно.

Когда же она впервые заметила неестественный блеск в глазах Роя, его беспричинную веселость, которую быстро сменила подавленность? Во всяком случае, она не придала этому значения: на следующий день Рой вел себя, как обычно, был нежен и предупредителен. Но такое странное поведение стало повторяться, и однажды Линда робко поинтересовалась, что с ним. Рой ответил непривычно резко, но потом попросил прошения и попытался обратить все в шутку.

А через неделю, проходя мимо кабинета сенатора, Линда застыла в оцепенении: сенатор Конли страшно кричал на сына! Слов Роя Линда не могла разобрать, но ей стало ясно: случилось нечто ужасное. Спустя некоторое время ей объявили, что Рой нуждается в лечении и полном покое, и она не должна его навещать…

Потянулись недели ожидания и неизвестности. Сенатор Конли не счел нужным сказать Линде, что с ее мужем, более того — он просто перестал замечать ее. Иногда Линде казалось, будто в душе он винит ее в том, что она не оправдала его надежд. Но что она сделала не так?! Линда терзалась, она ни с кем не могла поговорить о своем горе: сестры Роя Грейс, с которой она подружилась, не было в Хьюстоне. И вот вся жизнь Линды превратилась теперь в ожидание Роя.

Он вернулся через несколько месяцев, и Линда не узнала мужа. Рой сделался мрачным, раздражительным, придирался к каждому ее слову, а потом вдруг бросался целовать ей руки, умоляя простить его. Он рассказал, что провел эти месяцы в наркологической клинике, и клялся, что никогда больше не примется за старое, что Линде не придется быть женой наркомана. Он хватался за нее, как утопающий за соломинку, говорил, что только в ней его спасение… И Линда обнимала мужа, шептала ему ласковые слова и старалась не заглядывать в будущее.

Постепенно состояние Роя стабилизировалось, он стал спокойнее и, казалось, действительно навсегда покончил с прошлым. Хуже всего было то, что ему запретили летать: как ни старался сенатор Конли, военно-морская база Хьюстона была навсегда закрыта для Роя.

Теперь они с Линдой много гуляли, Рой даже начал писать стихи, и она его в этом поощряла. Но вынужденное безделье не переставало угнетать Роя, и однажды вечером он вернулся домой мертвецки пьяным. Наутро он пытался убедить Линду, что не случится ничего страшного, если он пропустит стаканчик: ведь с наркотиками-то он завязал.

Вот тогда Линда по-настоящему испугалась. Впервые она решила откровенно поговорить с сенатором Конли о состоянии его сына. Было ясно, что этот разговор ему крайне неприятен, и все-таки сенатор снизошел до него.

— Я могу предложить только одно, — сказал он. — Отослать Роя на какую-нибудь дальнюю базу, где его никто не знает и где он снова станет летать. Но не забывай: там рядом с ним не будет тебя: он сможет приезжать не слишком часто и ненадолго. Подумай об этом.

— Но ведь я сама смогу поехать к нему! — воскликнула Линда. — Мы снимем номер в каком-нибудь отеле и будем жить вместе!

Свекор промолчал и как-то странно взглянул на нее.

Как бы то ни было, сенатор Конли употребил все свое влияние, и Роя зачислили на военно-морскую базу в Сисайде — за сотни километров от Хьюстона.