Хозяйка окинула взглядом незваных гостей, надела на нос очки, внимательно прочитала записку, нацарапанную рукой Бориса Биркина, взглянула на непрошеных гостей и вынесла вердикт:

– На жуликов, господа, извините, вы не тянете. Налицо, точнее, на лице – верхнее образование и избыточное для наших дней воспитание. Добро пожаловать в мой дом.

Гости вошли в большую, изрядно захламленную комнату. Лине на минуту показалось, что она вернулась в детство. В конце прошлого века на подмосковные дачи свозилось все барахло из города: от поношенной одежды до потрепанной мебели. Дача была, так сказать, промежуточным пунктом хранения для старых вещей на пути от городской квартиры к помойке. Вот и в комнате, куда их пригласили, теснились комоды, кресла, старомодные стулья, висели картины, видимо, купленные на вернисаже в Измайлово.

Хозяйка скинула куртку и действительно оказалась худенькой пожилой дамой. Тонкая морщинистая шейка делала ее еще больше похожей на птичку. Иветта Александровна велела гостям подождать и вскоре появилась с электрическим чайником и с пряниками в изящной фарфоровой корзинке.

– Что же все-таки случилось с Борей Биркиным? – спросила пожилая дама, одновременно разливая кипяток в тонкие фарфоровые чашечки и предлагая гостям выбрать пакетики с заваркой по вкусу.

– Боюсь, без вашей помощи нам это не узнать, – сказал Башмачков и взглянул на Лину, ища поддержки. Лина, стараясь не увязнуть в подробностях, кратко изложила Коромысловой суть дела: как она наткнулась на безжизненное тело Бориса на дорожке пансионата, как его внезапная смерть показалась ей странной, как они с Башмачковым случайно нашли на его прощальную записку с адресом Коромысловой, выброшенную горничной.

– Ничего не понимаю! – пожала хозяйка худенькими плечиками. – Чего Борясик так испугался? Зачем он оставил в номере паническую записку? Что он вообще делал в пансионате осенью со своим радикулитом и воспалением тройничного нерва? Почему не зашел ко мне в гости?

Лина кратко изложила Иветте ключевую идею семинара Ильинской: каждый участник пишет книгу в своем стиле об одном том же герое, а потом получает бонусы – тиражи, известность и гонорары. Писатель Биркин клюнул на рекламу так же, как и другие авторы. И это неудивительно. На объявление отозвалось столько народу, что Ильинской даже пришлось устроить конкурс.

– Кто же этот загадочный герой, которого ваша Ильинская решила прославить столь экзотическим способом? – старушка резко, по-птичьи качнула встрепанной головкой и уставилась внимательными воробьиными глазками вначале на Лину, а потом на Башмачкова.

– Никто пока не знает, – вздохнула Лина. – Полагаю, в этом вся соль. Возможно, писатель Биркин угадал его засекреченное имя, а потом сообщил о своей догадке Ильинской. Похоже, Борис быстро сообразил, что проявил опасную проницательность, но было уже поздно.

– Ну, а я-то чем могу помочь? – хозяйка отхлебнула чаю и взглянула на Лину в упор.

– Видите ли, Иветта Александровна, – подал голос Башмачков, – вы выросли в Дуделкино и, вероятно, знаете тут, простите, каждую собаку. Почему-то мне кажется, что с «Борясиком» вы тоже были знакомы с детства. Что вы о нем помните?

– Вы не ошиблись насчет собак. Овчарка Бори Биркина по кличке Муза проживала здесь же, на улице Короленко, через три дома от нашего. Разумеется, вместе с дедушкой Борясика, писателем-натуралистом Романом Биркиным и всей их большой семьей. Борясик был моложе меня на десять лет, но мы, дети, носились по улицам Дуделкино этаким «разновозрастным отрядом». Летом целыми днями перебегали из дома в дом, с участка на участок. Конечно, слушая пересуды взрослых, мы держали ушки на макушке и знали об обитателях поселка намного больше, чем хозяева дач могли предположить.