|
— Хотя Фэлкон залезает на мост уже в третий раз, сегодня он впервые выдвинул конкретное требование. И вполне рациональное. Ведь не потребовал же он, в самом деле, чтобы мы перестали воровать у него мысли или нечто в этом роде. И еще одно, не менее важное: он установил временной лимит. И короткий, между прочим, — согласился ждать не более пятнадцати минут. Добавьте к этому отчаяние в голосе — и перед нами человек, который, как говорится, дошел до точки и готов на все.
— Подожди минуточку, — вмешался Чавес. — По-твоему, если он демонстрирует признаки некоторого прояснения сознания, то это усугубляет его намерения? — В определенном смысле так и есть. Фэлкон слезет с фонаря, только отказавшись от своего требования переговорить с дочерью мэра. А это, как вы понимаете, сопряжено с публичным унижением, особенно учитывая толпящихся вокруг телевизионщиков — он ведь отлично знает, что его показывают по ящику. И если выпустить на сцену СВАТ до того, как он внутренне примирится с унижением и примет его, это все равно что столкнуть его с моста собственной рукой. — А может, полить его водой из пожарного шланга? — спросила шеф. — Или применить патроны с нервно-паралитическим газом? — Но ведь и это покажут по телевизору, — возразил Винс. — И как только вы собьете его с фонарной опоры, тут же объявится дюжина адвокатов, специализирующихся по делам о нанесении телесных повреждений, и станет совать ему свои карточки еще до того, как он долетит до брезента. На линии установилось молчание: офицеры обдумывали сказанное. Наконец шеф произнесла: — Полагаю, мы можем пообещать ему удовлетворить его требование. — Вы хотите позволить Фэлкону переговорить с дочерью мэра? — спросил Винс. — Нет, я сказала «пообещать». Это его единственное требование, не так ли? — Неудачный ход, — отверг ее предложение Винс. — Переговорщик не должен обещать то, что не может выполнить. Или не имеет намерения выполнить. — На этот раз я, пожалуй, соглашусь с Пауло, — сказал Чавес. — Но думаю, что… Винс ждал продолжения, но Чавес, похоже, потерял мысль. — Так что же ты думаешь? — поторопил Винсент. — Не важно, что мы сейчас думаем. Поскольку появилась дочка мэра. — Что? — Я вижу ее в окно автобуса собственными глазами. Послышались приближающиеся шаги. Потом дверь распахнулась и Пауло ощутил в салоне присутствие женщины. — Привет, Винс, — сказала она. Алисия Мендоса была не просто двадцатисемилетней красавицей и дочерью мэра, но еще и офицером полиции, поэтому не приходилось удивляться, что ей удалось беспрепятственно миновать все полицейские кордоны. Тем не менее звук ее голоса поразил Винса словно удар грома. И он невольно воскресил в памяти ее образ — темноволосая, с миндалевидными глазами, полными губами и безупречной оливковой кожей молодая женщина. Впрочем, слишком уж углубляться в это занятие ему не хотелось. — Что ты здесь делаешь, Алисия? — спросил он. — Слышала, что Фэлкон хочет поговорить со мной, — пояснила она. — Вот и пришла. Слух у Винса был прекрасный, а вот мозг вдруг отказался уяснить ее слова. Знакомый мягкий голос лишь пробудил в его душе сонм болезненных эмоций. Прошло много месяцев с тех пор, когда он в последний раз его слышал. Это случилось вскоре после того, как его записали в герои. И после того, как доктор снял с него бинты и им овладела ужасная мысль, что он уже никогда больше не увидит ее улыбки, не сможет заглянуть ей в глаза и по выражению лица понять, счастлива ли она, печальна или просто скучает. |
