В порядке ли? Нет, нет, нет! Папа, все ужасно! Мне нужна твоя помощь! Происходит что-то страшное, и я боюсь. Защити меня, прошу тебя, папа, защити!

- Конечно, - нервно пожимаю плечами и ощущаю в груди дикое разочарование: я вновь не сумела вымолвить и слова. – Все хорошо.

- Ты чай будешь?

- Да, нет.

- Да или нет?

- Нет, - робко дергаю уголками губ. Отец смотрит на меня еще пару секунд, изучает, а затем все-таки покидает комнату.

Тут же сдуваюсь, будто воздушный шар. Становлюсь меньше, слабее, беззащитнее. Какого черта я держу язык за зубами? Ох. Ведь мне, действительно, необходима помощь.

Дверь внезапно вновь открывается. Папа просовывает голову и спрашивает:

- А теперь?

Не могу сдержать улыбки. Смеюсь и пару раз киваю. Разве можно перед ним устоять? У отца глаза такие добрые, что мне даже становится немного не по себе. Он столько всего пережил, столько увидел, столько стерпел, и все равно его взгляд чистый, твердый и ласковый. Как же так? Мне бы иметь столько силы. Тогда я бы прекратила бояться, и, наконец, сумела дать отпор своим неприятностям. Кладу книгу на стол и направляюсь на кухню. Папа уже копошится около холодильника. Потирает заросший подбородок и спрашивает:

- С чем будешь?

- А что есть? – становлюсь рядом, и его руки тут же обвивают мои плечи.

- Да, как-то пусто.

- Надо что-то придумать. Смотри, - достаю пару яиц и заговорчески щурю взгляд, затем нахожу батон, сахар, - вечер не потерян.

Рядом с отцом я быстро забываю о проблемах. Забываю о том, что со мной творится, что меня поджидает. И это так просто – быть обычной. Не париться на счет глюков, не думать об амнезии. Поодаль стоит ОН, и мне ничего не страшно, ведь именно это испытывают все дети? Они не боятся, правда? И пусть проблем у меня больше, чем хотелось бы – сейчас это не важно. Не важно! Я должна выкинуть лишние мысли из головы и полностью посвятить себя отцу. Ему это нужно. Мне это нужно.

Я так отчаянно разговариваю сама с собой, что даже пугаюсь. Кого я пытаюсь обмануть? Даже если мне удастся заткнуть внутренний голос, страх никуда не уйдет. Он повсюду. Он в моих дрожащих руках, в моем диком сердцебиении. Я вроде здесь, на кухне, готовлю с папой еду, улыбаюсь и искренне наслаждаюсь тем, что могу быть чьей-то дочерью. Но на оборотной стороне монеты – сплошной ужас. И если сейчас вдруг отец замолчит, я разревусь. Разревусь, потому что не смогу больше лгать: ни ему, ни себе.

Внезапно папа взрывается кашлем. Я протягиваю к нему руки и неожиданно ощущаю между висков ноющее, пульсирующее головокружение. Нет, нет! Не сейчас! Лицо отца то появляется, то исчезает, и переставлять ноги становится безумно сложно, но я борюсь. Упорно, через силу. Вижу, как отцу нехорошо и кричу: папа, что с тобой? Что такое? А темнота так и грезит овладеть мной. Она уже мельтешит перед глазами, хватается длиннющими пальцами за мебель, стены, окна, норовит все поглотить, каждую маленькую вещицу. Как вдруг – БАЦ – и отступает. Я даже пугаюсь такого поворота. Я не отключилась? Я все еще здесь? Но почему?

Отец неуклюже плюхается за стол и опирается ладонями о колени.

- Ты чего? – испуганно присаживаюсь возле него на корточки. – Что это было? Что за приступ? Тебе нехорошо? Ты болеешь?

- Мия…

- Давай съездим к доктору!

- Не выдумывай.

- Не спорь. Поедем прямо сейчас. Или лучше завтра утром?

Папа вдруг усмехается. Не понимаю, что его смешит, и жутко злюсь: он издевается? Напугал меня до чертиков, а сейчас ухмыляется? Но на лице отца отнюдь не ухмылка. Что-то другое. Он поднимает руку, тянется ко мне и перебирает пальцами волосы. Смотрит на них завороженно, будто видит впервые, и пугает меня еще больше.

- Пап?

- Ты такая красивая, дочка, такая красивая.