— Зачем он дал его тебе?

— Да уж не для того, чтобы на уток охотиться, — она рассмеялась. — Для защиты. Я сказала ему, что мне иногда бывает страшно, как любой одинокой девушке в этом городе. И однажды он принес мне эту пушку. Он сказал, что купил револьвер для нее, чтобы она могла себя защитить, но она не захотела, даже в руки не взяла.

Кэролин замолчала и рассмеялась.

— Что смешного?

— Да то, что они все говорят: «Моя жена даже не хочет взять его в руки». У меня грязные мысли, Мэтью.

— В этом нет ничего особенного.

— Я говорила тебе, что бурбон подлый. Он выпускает из тебя чудовище. Можешь меня поцеловать?

— А ты можешь убрать пистолет?

— Ты не хочешь целовать женщину с оружием в руке? — Она перекатилась налево и убрала револьвер в ящик тумбочки. — Я всегда держу его в прикроватной тумбочке, чтобы был под рукой, если неожиданно понадобится. Этот диван раскладывается в большую кровать.

— Я тебе не верю.

— Не веришь? Давай я тебе докажу.

— Тебе стоит попробовать.

А потом мы занялись тем, чем занимаются все взрослые, когда остаются вдвоем. Софа была разложена, и мы лежали на ней с выключенным светом, в комнате горели только несколько свечек, стоящих в оплетенных соломой винных бутылках. Из динамиков музыкального центра лилась музыка какой-то FM-станции. У Кэролин было прекрасное тело, нетерпеливый рот и совершенная кожа. Она издавала восторженные звуки, умело двигалась и в конце закричала.

Потом мы поболтали, выпили еще немного бурбона, и вскоре она уснула. Я накрыл ее простыней и легким одеялом. Я тоже мог бы лечь спать, но вместо этого оделся и пошел домой. Потому что кто в здравом уме захочет увидеть Мэтта Скаддера ранним утром?

По пути домой я остановился около небольшого сирийского гастронома и взял пару бутылочек светлого пива «Молсон Эль». Поднявшись к себе в комнату, я уселся с ногами на подоконник и выпил одну бутылку.

Я думал о Тиллари. Где он сейчас? В том доме, где она умерла? Остался с друзьями или родственниками?

Он был в баре или в постели с Кэролин, когда убивали его жену. Интересно, он думает обо всем этом? Думает ли он об этом?

Неожиданно мои мысли переключились на Аниту — она сейчас в Сайоссете с мальчишками. Я почувствовал, что боюсь за нее, представил, что она в опасности, что она в ужасе отступает назад. Я понимал, что мой страх необоснован, а через некоторое время понял, откуда он возник. Я принес его с собой, он пристал ко мне вместе с духами Кэролин Читэм. Я принес с собой чувство вины Томми Тиллари.

Да пошло все к черту! Мне его вина не нужна. У меня своей в избытке.

— Поверить не могу, Джералд, — сказал он. — Ты действительно пришел сюда с охраной или это моя замена на лето? В любом случае, я даже не знаю, льстит мне это или оскорбляет.

— О, уверен, ты разберешься в своих чувствах, — ответил ему Джералд.

Когда мы ехали на такси обратно в западную часть города, Джералд сказал:

— Я действительно любил эту сволочь, Мэтью. И пусть я буду проклят, если знаю, за что любил. Спасибо тебе, Мэтью. Я мог бы, конечно, нанять какого-нибудь проходимца за пять долларов в час, но ты — это совсем другое дело. Помнишь, с какой поспешностью он вспомнил, что лампа Генделя — его? Черта с два она его. Когда я с ним познакомился, он вообще не знал о Генделе: ни о лампе, ни о композиторе. Все, что он знал, это как нужно торговаться. Ты знаешь это слово — «торговаться?» Это значит сбивать цену, ну, как если бы я попытался заплатить тебе пятьдесят долларов вместо тех ста, о которых мы договорились.