– Вы ведь знаете, что мы видим чужую смерть? У людей, которым только предстоит умереть, – оставшийся им срок. У тех, кто уже мёртв, – обстоятельства, при которых они погибли. – Она говорила так тихо, что я с трудом различала её голос за весёлым парковым шумом. – Нам запрещено открывать людям правду о будущем, если на то нет воли богов. Только вот здесь речь не о будущем.
– О чём вы?
Я не понимала, куда она клонит, но мне это заранее не нравилось. Когда баньши заговаривает с тобой о смерти, это сулит что угодно, кроме долгой счастливой жизни.
Плач баньши недаром испокон веков считался плохой приметой.
– Видите ли, – мягко проговорила девушка, – вы должны быть мертвы.
– Ну, если бы меня не спасли из-под колёс…
– Вы не понимаете. Ваша смерть уже наступила. Я вижу её: машину, которая сбивает вас, и ваше тело на дороге. А сейчас ваше сердце бьётся, вы ходите, дышите и разговариваете, но… – она улыбнулась так криво, словно сама боялась поверить в слова, которые сейчас произнесёт, – но на самом деле вы мертвец. И для мироздания ваша смерть – свершившийся факт.
* * *
Когда я постучалась, Эш был занят: во всяком случае, открыл он далеко не сразу.
– Уже верну… – распахнув дверь номера достаточно широко, чтобы разглядеть, кто ждёт за ней, брат осёкся. – А это ещё кто?
При большей материальности его голосом можно было бы колоть лёд.
– Если б я знала, – буркнула я, жестом предлагая баньши пройти вперёд. – Но нам нужно поговорить в приватной обстановке. Как вас зовут, к слову?
– Роксэйн. – Смерив Эша внимательным взглядом, баньши проплыла внутрь, заставив его посторониться. – Можно Рок.
Я даже не знала, к лучшему ли, что она не может сказать об оставшемся Эшу сроке. Ведь увидела же, я знаю.
Если ему осталось недолго, это меня добьёт.
– Я журналистка. Вернее, учусь на неё. В следующем году университет заканчиваю, а пока подрабатываю заметками для криминальной хроники. – Прошелестев длинной юбкой по паркету, задев синим шёлком волчью пасть, девушка опустилась на мою постель; бордовый бархат покрывала даже не подумал промяться, словно баньши ничего не весила. – Я закурю?
Я нервно кивнула, прежде чем сесть на кровать напротив. Эш, поколебавшись, последовал моему примеру, недобро наблюдая, как незваная гостья достаёт из сумочки тонкую электронную сигарету.
– Я представилась. – Стеклянный мундштук коснулся капризно изогнутых губ, нежно-розовых, как цветы азалии. Затянувшись, баньши выдохнула дымную струйку, и в комнате запахло вишней. – Ваша очередь.
Голос у неё был низкий, грудной, с мурлыкающей хрипотцой. Голубые волосы, собранные в пучок, заколотый двумя длинными шпильками, открывали длинную шею; несколько прядок выбивались из причёски, обрамляя треугольное лицо с чертами, которым позавидовали бы многие актрисы. Светло-зелёная, цвета аквамарина кожа подчёркивала и оттеняла потустороннюю синеву раскосых кошачьих глаз, как и строгое платье, окутывавшее точёную фигуру блеском василькового шёлка. Изящные пальцы – раза в полтора длиннее человеческих – напоминали о пауках, и я вспомнила, как маленькой, впервые увидев баньши, бесславно расплакалась.
Я давно привыкла к избранницам Великой Госпожи, но что-то пугающее в них было. Впрочем, создания, столь тесно связанные со смертью, едва ли могли не пугать вовсе.
– С чего бы нам называть тебе свои имена? – осведомился Эш.
– С того, мальчик, что у твоей сестры неприятности. – Баньши снова затянулась, не сводя сумрачного взгляда с его лица. – Я абсолютная провидица. В курсе, что это значит?
Это заставило меня изумлённо разомкнуть губы, но брат ответил раньше:
– Читаешь смерть человека, только посмотрев на него?
– Именно. |