— Ну и будь доволен, — сказал Мутило. — Последнее дело с родней в розни жить.

— Потом чайнец отбыл на родину — что-то там без него не ладилось. А летом пришлось нам снова туговато: Мундук-хан со своими степняками пошел в набег.

Пока мы мечами препоясывались да копья вострили, он уже пять деревень разграбил, не считая хуторов и заимок. Полетели мы вдогон, да степняков попробуй настигни! Но тут мой побратим Сочиняй-багатур им в потылицу ударил, прямо нам в лапы погнал. Мундук-хана удушили, завернувши в ковер, остальные к Сочиняю под руку пошли. Он теперь Сочиняй-хан! Договор с ним заключили честь по чести, да только случись в степи засуха — снова могут к нам полезть, не посмотрят и на договор… Степняки же… Не хан погонит, так голодуха…

— Я помню одну засуху, — сказал Мутило. — Я на дне лежу, а из воды нос торчит и все остальное…

Промочили горло, чтобы не было засухи.

— Тебе что ж, там и поговорить не с кем? — спросил водяной.

— А получается, что не с кем, — пригорюнился князь. — Окул Вязовый Лоб из кузни не вылезает, постоянно денег требует — из нашей-то руды не всякая сталь получается. Ругаемся до синевы. Беломор вечно своими делами занят…

Народ на дружинников жалуется. Я им толкую: не надо бояться человека с мечом! Нет, все равно пугаются…

— А жена?

— А что жена? Жена есть жена… — Жихарь пуще пригорюнился.

— Жена есть жена, — передразнил Мутило. — Надобно и за нее выпить… Э, самое-то главное не сказал: детки-то пошли у вас?

— Две дочки, — ответил Жихарь. — Нынче сына ждем. Непременно будет сын, все бабки говорят. Она у меня и разумница, и обращение знает, и понятия всякие, только ведь она природная княжна, а я…

— Нашел о чем печалиться, — хмыкнул Мутило. — Слава о тебе и под водой идет, до морей уже добежала.

— Слава — не родословие, — сказал Жихарь. — Она, Карина моя, то ничего, а то как возрыдает! Ищи, говорит, корни свои, иначе наследник безродный появится, настоящие князья у него живо отнимут вотчину!

— Глупости какие, — скривился Мутило. — Как это вы, люди, любите сами себе жизнь усложнять! Это бабские причуды — ведь и рыба с икрой, бывает, чудесит. Жен-то воспитывать надо — что на суше, что в омуте. Вон по моей русалке разве что печка не ходила, да и то потому, что не положено под водой печи складывать. Зато теперь по одной половице плавает. А сперва-то как причитывала: кабы не ты, изверг, говорит, была бы я теперь прекрасной ундиной в Бонжурии! Врешь, отвечаю: кабы не я, ты бы сейчас на Туманном Острове в холодном Несс-озере страшилой работала! Ей и возразить нечего…

— Богатырям женщин бить не полагается, — сказал Жихарь. — А князьям тем более. Мы ведь не мужики сиволапые!

— Вон ты как заговорил, — хихикнул Мутило. — А откуда же взялась поговорка:

«Князьями не рождаются — князьями становятся»?

— Становятся, это верно, — ответил Жихарь. — У князей ведь и ум устроен не как у прочих людей. Сам в себе замечаю перемены великие! Едешь, бывало, вдоль рубежа, глянешь направо, на родное Многоборье, и думаешь: «Это мое».

Глянешь налево, на соседскую землю, и вдругорядь мыслишь: «А ведь и то, если вдуматься, — мое же!» И страшно становится, и глядишь на себя, как на чужого человека, к тому же противненького… Блин поминальный, да как тяжело-то! Одна надежда — что сын вдруг возьмет и возмужает в один день.