Даг не сразу понял, о чем он говорит. Но старшие товарищи разбирались в командах прекрасно. Оказалось, что в каждой свободной смене гребцов все обязанности тоже жестко распределены. Одни задраивали все щели в палубе, другие — упираясь ногами, выбирали свернутые бухты канатов, третьи — разворачивали парус. Серо-красное полосатое полотнище неторопливо развернулось, захватывая в мокрые объятия все больше воздуха, и вдруг…

Драккар буквально рванул вперед. Даг явственно ощутил, как напряглось и застонало под водой рулевое весло. Могучий киль, вытесанный когда-то из целой сосны, принял на себя огромную нагрузку, но стойко выдержал. Блоки кряхтели от напряжения, бортовая качка то усиливалась, то слабела.

Кормчий теперь правил в открытое море, высокие утесы фиордов еле угадывались за свинцовой пеленой дождя. Волны перекатывались по палубе, захлестывали ноги гребцов, но полностью утопить корабль не могли.

Следом подскакивали на волнах «Серый журавль» и «Кабан». «Серый журавль» то норовил взлететь, то устремлялся клювом в самую пучину.

— Двойная смена гребцов! — перекрикивая свист и гул, проорал форинг. — Держись, ребята! Надо обогнать посланцев Одина!

Даг освободил свое место у весла, подтянулся к борту, хотя правила запрещали это. Се-конунг пытался обогнать грозовой фронт, в который драккары угодили с вечера. Это им почти удалось. Впереди, на юге, отчетливо виднелась полоска светлого неба. Казалось, что там и буря потише, и косые потоки дождя не так заметны. Но остров, который предстояло грабить, пока прятался за горизонтом.

К обеду Дагу стало чуточку получше, он заставил себя проглотить кусок мяса. Дага уже не тошнило, как накануне. Есть он еще почти ничего не мог, и слабость в коленках сохранялась, но уже без проблем вдыхал запах чужой еды.

Невзирая на свою болезнь, он все сильнее привязывался к этим людям и к кораблю. Ему нравилось, что они подчиняются вождю с первого слова. Нравилось, что каждый твердо знает свои обязанности. В свободной от весел смене никто не путался под ногами. Одни были готовы прикрывать гребцов щитами, другие держались за копья и щиты. Они совсем не походили на расхлябанных нагловатых дружинников лагмана, собиравших подати с бондов. Еще меньше экипаж: «Золотой девы» походил на неотесанных ландбу, собиравшихся в ополчение для общей обороны. Ополчение от каждого сюсла подчинялось только своим хавдингам, часто враждовало с соседями и сложно поддавалось общему командованию конунгов. Даг хорошо помнил, как собиралась эта разномастная толпа на большом тинге. Недаром одноногий Горм с фермы отца тогда кряхтел, что против обученного войска саксов такому сброду не устоять…

— Эй, одиннадцатый рум, оглох?!

Даг не сразу сообразил, что обращаются к нему. Прочие уже заняли место на банках. Конунг распорядился грести, помогая парусу. «Золотая дева» летела, выпрыгивая из длинных пенистых волн. У Дага при каждом прыжке в животе становилось отвратительно пусто, но он кое-как удерживался от рвоты.

— Глазастик, бегом наверх! — рявкнул Краснодым. От группы «отдыхающих» отделился щуплый жилистый вояка в лосиной безрукавке, скинул обувь и шустро полез по вантам на верхушку мачты. Там он пробыл недолго. Держась одной рукой, он сделал несколько жестов, которые внизу поняли все, кроме Дага.

— Он видит фиорд… к нам идут шесть кораблей… под красными флагами…

Красный флаг на мачте не мог означать ничего хорошего. Это Северянин уже успел выучить. Красный флаг означал, что их заметили и собираются атаковать. Очень скоро Даг смог их увидеть даже со своего сидячего места.

— Левый борт, табань! — скомандовал форинг. — Лучники, стрелу! Готовь цепь!

— Это готландские псы, проклятое островное отродье, — пробормотал сосед Ингвар, выгибаясь под тяжестью весла.