— Трава ему не нужна, — решился Даг. — Я не знаю, как его лечить. Но мне кажется…

— Что тебе кажется? — встрепенулась вельва. — Ой, говори, говори, мальчик.

Даг отдернул руку. По груди больного ползали вши.

— Мне кажется, он здоров. Я не вижу болезни внутри него.

— Здоров? — поразилась Нелюба. — Где ж здоров, когда слюни пускает?

— Он такой… — Даг не сразу подобрал слова. — Он такой был еще в животе матери. Он не… уффф! Пиркке, тебе его не вылечить!

— Это мы поглядим, вылечу, не вылечу, — проворчала Пиркке, отворачивая лицо. — Ой, Нелюба, помоги мне, доставай те семена, что я тебе истолочь поручала… А ты, Даг, погуляй пока.

Впервые старуха назвала его по имени. Ломая голову, что бы это значило, Даг выбрался на ветреный берег. Из хижины донеслись звяканье бубна, завывания Пиркке и стоны больного. Вельва приступила к изгнанию злых духов.

А Северянин смотрел на далекие ледяные поля и думал, отчего вдруг не хочется никуда убегать?

— Тебе нет дороги обратно, — втолковывала вельва ученику на обратном пути. — Ой, ты, может быть, убежишь домой, но ты не сотрешь свою метку. У меня тоже есть метка. Внутри, да, внутри, — она потыкала себя в грудь.

— Но я не сумел его вылечить.

— Ой, ты правду сказал, — хитро подмигнула Пиркке. — Не вынуть из него хворь, крепко в нем злой дух засел.

— Но ты же его лечила?!

— И в том году лечила. И еще поеду.

— То есть… ты их обманываешь? — Даг хмуро покосился на вязанку копченой рыбы, полученную от рыбаков.

— Я? Обма-ны-ваю? — Вельва не обиделась, даже развеселилась. — Слушай, парень. Нойда никогда не обманывает. Нойда может сказать, может молчать. Когда встретишь Укко — не говори ему таких слов. Нойда говорит людям то, что им надо, понял? Если кто-то болен — надо лечить. Откажешься лечить — потеряешь силу.

— Теперь понял, — с облегчением произнес Северянин. — Мой отец тоже говорит, что правда за тем, кто сильнее. Выходит, надо врать людям, чтобы сохранить силу?

Нелюба ущипнула Дага за ногу.

— Выходит, что так, — криво усмехнулась вельва. — Сегодня я врала, да? У этого парня, которого терзает злой карлик, у него мать, и отец, и еще две сестры. И все плачут, а не смеют его утопить. Раньше таких топили в море… Что ты знаешь, мальчик? Что ты видел, раз так смело меня ругаешь?! Эти люди — охотники на морского зверя. Часто случалось так — зверь уходил далеко от берегов, были холодные зимы. И рыба уходила следом за теплой водой. В такие зимы женщины сразу кидали детей в море, чтобы не было лишних ртов. Я помню, так выкинули мою младшую сестру! А мальчиков иногда оставляли, мальчики нужны охотникам. Когда некому идти за зверем, когда мужчины плюют кровью и вынимают себе зубы, тогда женщины тоже охотятся. Было так — чтобы родившегося мальчика не сожрали волки, мать клала ему в рот костный мозг или жевала кашу из кореньев и тоже клала ему в рот. Потом мать заворачивала ребенка в медвежий мех, подвешивала на голом дереве и уходила на охоту. У нее все равно не было молока, чтобы кормить дитя. Я это видела… я это помню… — Вельва тяжело перевела дух. — Я помню, как он орал на дереве. А что мы могли сделать? У нас все равно не было еды для младенца. У нас не было еды для себя, у моего брата распухли ноги от голода! Мы могли только отгонять палками собак от дерева, а ночами мы жгли костры, чтобы не подпустить рысь… Тому ребенку повезло, я помню.