Изменить размер шрифта - +
Он узрел многие из ключевых моментов моей жизни, прожив их со мной, однако самые глубокие мысли остались неприкосновенными. Это говорило о поразительном контроле над Искусством. Возможно, не о потрясающей силе, но о невероятной дисциплинированности.

— Я был прав, выбрав тебя, — произнес Абаддон, стоявший рядом с Саргоном. — Все, что ты видел, Хайон. Все, что сделал. То, как ты борешься против повторения ошибок прошлого. На тебе кобальтово-синее облачение твоего отца, а в твоих жилах — его кровь, однако у всех нас есть шанс стать гораздо большим, нежели сыновьями своих отцов. У тебя, меня и подобных нам. Ты жаждешь подлинного, честного братства — тот, кто связывает себя такими узами с демонами и чужими, рожден для пребывания среди сородичей.

Я прищурил глаза, не зная, насмехается он надо мной или нет. В точности то же самое утверждала и Нефертари, пусть и совершенно иными словами.

В ответ на мой пристальный взгляд он постучал кончиками пальцев по доспеху напротив сердца, как всегда делал Фальк.

— Я не хочу оскорбить. Мне тоже этого не хватает, Хайон. Не хватает единства легиона и уз верности. Ясной цели. Сосредоточенного следования к победе.

Странно было слышать подобные слова от воина, который бросил своих братьев, что стало отдельной легендой. Так я ему и сказал, получив в ответ задумчивую улыбку.

— А теперь ты упорствуешь. Тебе известно, о чем я говорю. Мне не хватает возможностей легиона и того, что он был наделен властью так поступать. Все наши силы сейчас… Они — легионы по названию, раскраске и остаткам культур, но это не армия, а орда, которая связана отмирающей преданностью и борется лишь за выживание. А ведь когда-то мы были братством и сражались лишь ради победы. Наш род больше не ведет войну, мы совершаем набеги и грабежи. Мы больше не маршируем полками и батальонами, а дробимся на стаи и банды.

Я рассмеялся. Я не хотел потешаться над ним, однако не смог сдержать смеха.

— Абаддон, ты веришь, будто все изменишь?

— Нет. Сейчас этого никто не в силах изменить. — Его золотистые глаза вспыхнули истовым пылом, а вены под кожей запульсировали, становясь чернее. — Но мы в силах принять это, брат мой. Сколько в Девяти легионах тех, кто жаждет вновь стать частью настоящего легиона? Ты настолько самолюбив, что считаешь, будто одинок в своих амбициях, тизканец? Как насчет Валикара Резаного, который больше верен своей паучьей королеве с Марса и их общему миру, чем Железным Воинам? Как насчет Фалька Кибре, готового положить жизнь на то, чтобы убить Хоруса Перерожденного, и обратившегося к тебе за помощью? Как насчет Леора — генетического отпрыска этой обезумевшей от крови аватары: Ангрона, никогда не питавшего к собственным сыновьям даже крупицы любви? С тобой даже Телемахон, а ты обманываешь самого себя, делая вид, будто это всего лишь результат того, что ты переписал его разум. Ты лишил его возможности испытывать удовольствие без твоего разрешения, но не переделывал всю его душу. Если ты ему позволишь, он станет настоящим братом, а не узником.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

— Хайон, даже рождение — неопределенность. Нет ничего определенного, кроме смерти.

От его уклончивости мои губы скривились в оскале, слишком напоминавшем Гиру.

— Избавь меня от школьной философии. С чего мне доверять Телемахону?

— Потому что он такой же, как мы, и страстно стремится к той же цели, которую мы хотим достичь. Так же, как и ты, он — сын сломленного легиона. Третий легион уже давно предался низменным излишествам и бессмысленному самопотаканию. Когда-то Дети Императора получали удовольствие от победы. Теперь же они ищут наслаждения любой ценой, алчут страданий, а не триумфа. Хайон, тысячи и тысячи воинов в Оке жаждут чего-то такого, за что стоит сражаться.

Быстрый переход