— Абаддон сказал нам, что ты вряд ли переживешь слияние с машинным духом флагмана. Что он поглотит твое сознание.

Анамнезис опустилась ниже, почти встав на дно бака. Теперь мечник был выше нее ростом. Подключенные к ее черепу кабели колыхались в питательной воде, словно волосы.

— Хайон высказал те же опасения, — вновь раздался из динамиков комнаты ее голос. — Его голосовые схемы указывают на эмоциональное давление в данном вопросе. Он воспринимает нас не как конструкт Анамнезис, но как человека Итзару. В этом изъян в его рассуждениях. Это ограничивает его объективность.

Телемахон покачал головой.

— Нет, — заверил он машинный дух своим мягким голосом. — Я так не думаю. Есть разница в том, как ты смотришь на него и как смотришь на остальных из нас. Мне потребовалось лишь несколько ударов сердца, чтобы заметить это — трепет эмоции в твоих глазах, когда ты глядишь в его сторону. Его сестра живет внутри тебя, погребенная, но не мертвая. Твой разум запрограммирован отрицать это? Отрицание необходимо для твоего функционирования?

Несколько секунд она молчала, глядя на мечника безжизненными глазами.

— Мы… мы — Анамнезис.

— Такая же упрямая, как твой брат. — Он наконец отвел взгляд. — Ты готов, Хайон?

Я был готов. Бросив на Анамнезис последний взгляд, мы вышли из Ядра. Нефертари и Леор немедленно начали по-ребячески поддразнивать друг друга. Что касается меня, то после совершенного Телемахоном у меня все еще не было слов. Если сейчас я скажу вам, что в последующие годы наш мечник и рассказчик стал личным вестником Абаддона, на которого возложили обязанность провозглашать Девяти легионам волю магистра войны, то вы, возможно, начнете понимать причину этого.

В помещения позади нас гуськом зашла первая процессия закутанных в рясы техножрецов. Они начали распевать ритуальные гимны — церемония, которую необходимо было соблюсти, прежде чем жрецы смогли бы демонтировать душу «Тлалока» и переправить Анамнезис на «Дух мщения».

— Я обошелся с тобой несправедливо, — признался я Телемахону. — И сейчас это исправлю.

Глава 18

КОПЬЕ

Впервые я увидел Град Песнопений в ту ночь, когда мы омрачили своим присутствием его небеса. Многие из группировок Девяти легионов говорят о той битве так, словно участвовали в ней, и рассказывают, как доблестно сражались, хоть и не были готовы встретиться с численно превосходящим врагом. Они пользуются этим, чтобы клеветать на нас, — как будто могут нас уязвить, утверждая, что мы лишены чувства чести. Некоторые из историй даже клятвенно уверяют, что в том бою мы носили черное, словно уже стали Черным Легионом по названию, как и по духу.

Все это ложь. Говоря подобное, прочие группировки умащивают свои языки обманом, причина которого — гордыня и зависть. Многие военачальники хотели бы по праву заявлять, что присутствовали в одном из самых определяющих сражений Девяти легионов, а те, кто действительно там был, выискивают объяснения своему поражению. И все же истории сохраняются, отбрасывая на происхождение Черного Легиона тень зависти. Наши соперники продолжают настаивать, что исход того дня определила грубая сила. Как еще оправдать свою неудачу, если не сделать вид, будто поражение было неизбежно?

Быстро, яростно, эффективно. Вот как все произошло. При всей мощи «Духа мщения», в его залах находилась лишь горстка воинов. Даже на орбите враги превосходили нас в соотношении двадцать к одному.

Как же мы тогда взяли верх? Ответ прост. Мы победили благодаря дерзости нападения и верности друг другу. Победили, вцепившись в глотку.

Планета называлась Гармонией. Для меня даже сейчас остается загадкой, было ли это искажением изначального эльдарского имени, или же всего лишь тщеславным заблуждением III легиона.