От шлепка он очнулся. С ужасом поняв, что и Серафима, и Валентина ему вовсе не снятся, направился к стулу за брюками. Когда сходил с кровати на пол, Валентина с него упала, громко ударившись лбом об основание трельяжа, истошно закричала от боли и испуга.

Серафима оттаскивала Смирнова от истерично отбивавшейся Валентины, у которой была рассечена бровь. Эту картину увидели два милиционера из охраны, прибежавшие на крик. И Борис Петрович, явившийся следом. Он был в радужных тапочках с голубыми помпончиками и длинном стеганом халате.

Обстоятельно запечатлев в сознании состав преступления, милиционеры вопросительно посмотрели на Бориса Петровича. Тот легким движением подбородка отправил их прочь. Женщинам он сказал:

– Пошли вон.

Лицо, шея, грудь Валентины были в крови. Серафима вытерла ее трусиками, смоченными туалетной водой; потом они ушли.

Борис Петрович сел в кожаное кресло. Жестом пригласил Смирнова занять место напротив.

Тот сел.

Борис Петрович долго смотрел на него исподлобья.

Смирнов обдумывал положение.

– Думаете, куда влипли и как выбраться? – спросил Борис Петрович.

Смирнов, смущенно глядя, покивал.

– Я думаю, ваши раздумья не приведут вас к правильному выводу…

– Почему?

– Во-первых, вы не знаете, что находитесь в комнате Валентины, моей, как вам известно, законной супруги.

Борис Петрович встал, подошел к шкафу, распахнул его и Смирнов увидел обольстительные платья на вешалках, околдовывающее белье на полочках и завораживающие остроносые туфельки внизу.

Он нахмурился. Получалось, что не женщины пришли к нему, а он к Валентине. Это две большие разницы.

Борис Петрович скривил лицо хозяйской улыбкой.

– Реакция адекватная, вы, и в самом деле, умница. Приятно иметь дело с умным человеком.

– Спасибо за комплимент, – автоматически сказал Смирнов, вглядываясь в глаза утопающего хозяина жизни.

– Я вижу, вы полагаете, что это я подстроил, – понял тот немой его вопрос. – Чепуха. Просто Валентина смогла добраться только до гостевой спальни, и Виктор поселил вас здесь.

– А чего я еще не знаю?

– Вечером мне позвонили из Москвы. Моя карьера кончена.

Смирнов задумался, глядя на Толстый мыс, сиявший огнями санаториев. "Прямо из Гоголя… Моя карьера кончена. То есть еще несколько дней в этом коттедже, и все. Никаких заседаний Правительства, никаких рукопожатий Президента, никакого телевидения и официальных поездок в Европу, никаких мигалок, дач и прочее. Вместо всего этого небольшая фирма, контролируемая бандитами, постоянно выключенный телевизор, чтобы не видеть "их" самодовольных рож, и мысли, мысли, безжалостно сжимающие сердце".

– Вы что молчите? – привлек Борис Петрович его взор.

– Я чувствую, вы попытаетесь в полной мере использовать власть надо мной, которую получили, по вашим словам, случайно. Дохнуть, так не одному, да?

– А это идея! Последний день жизни и полная власть над жизнью одного, нет, трех человек.

– Почему полная? Может, я предпочту тюрьму вашему обществу.

– Да, вы можете это сделать, я вижу. И потому постараюсь быть деликатнее, чтобы вы все не испортили.

– Постараетесь быть деликатнее в игре, со мной, мышкой?

– Ну да. Кстати, как вам Серафима?

– Она не далась.

– И Валентина тоже?

–До нее вообще дело не доходило.