– Как это дерево?

– А ты не видел, как на ветру ломаются разросшиеся деревья? Вон, посмотри, – Карэн указал на клен, сваленный недавней бурей. Он, выпустив из земли ошарашенные корни, топил в море ставшую ненужной крону. – А рядом, смотри, нормальное, среднее по всем статьям, ему буря до лампочки.

– Сам ты дерево, – осклабился Олег, забыв о неприятностях. – Только человек с воображением мог придумать такое сравнение.

Они засмеялись. Затем Карэн вытер выступившие слезы и, доверительно заглянув в глаза, спросил:

– Так мне попросить Галочку?

– Не надо, – покачал головой Олег. – Капанадзе и его товарищам это может не понравиться, и крайним выставят тебя. Да и до тридцать первого почти целый месяц, поживу пока в свое удовольствие.

– Да, ты умеешь жить в кайф… – завистливо вздохнул Карэн. Твой месяц – для меня десять лет.

Они помолчали, рассматривая небо, не сулившее ничего хорошего.

– А что, ты и в самом деле не сможешь с ними рассчитаться? – спросил владелец отеля, огорченно покачав головой: нет погоды – нет постояльцев.

– Почему не смогу? Смогу, если к моим ногам упадет золотой метеорит размером с деда Мороза.

– Послушай, может, тебе переехать в другой отель? Ты ведь счастливчик, и потому он точно упадет, а зачем мне на "Вегу" это надо?

Смеясь, Олег похлопал Карэна по плечу, и они вернулись в дом.

5.

Когда до Бетты осталось километров десять, под большим пальцем левой ноги появился волдырь, а на внутренней поверхности бедер – болезненная потница. К тому же третий день ломила правая ступня, когда-то разбитая камнем, упавшим с кровли одной из заброшенных ягнобских штолен. И Смирнов решил на пару дней остановиться.

Присмотрев место рядом со скалой, под которой можно было укрыться в случае дождя, он сел на камень, вытер пятерней пот и принялся вспоминать, сколько же дней назад высадился в Адлере. Вышло, что с начала дурацкого путешествия прошла всего неделя, а не месяц, как казалось.

С трудом скинув рюкзак, кроссовки, майку, он погрузился в воду у самого берега, выбрался на глубину. И увидел в расщелине большого краба – такие (диаметром с футбольный мяч), – ему еще не попадались. Собравшись, нырнул, попытался его схватить, но тот оказался проворнее. Расстроившись, поплыл к берегу за маской и ластами, кляня себя, что не надел их сразу.

Первый краб попался сразу. Схватив раззяву за туловище, Смирнов продавил его панцирь пальцами и сунул в полиэтиленовый пакетик, до того лежавший в плавках. Второй краб – большой, с десертную тарелку – схватил Смирнова первым. Схватил за указательный палец. Тот стал двуцветным. Та часть, которую краб тщился откусить, стала синей.

– А если откусит!? – испугался Смирнов и, продолжая попытки раздавить краба, попытался себя успокоить:

– Чепуха! Палец – это не пиписка.

Панцирь не продавливался, как он не старался. Синева пальца становилась мертвенной.

"Откусит ведь! А если камнем?"

Камень нашелся, и гигант тотчас получил телесные повреждения, несовместимые с жизнью.

На пути к берегу попался третий краб. Меньше всех. Но тоже ничего.

Через пятнадцать минут все они варились в закопченной алюминиевой кастрюльке.

– Вы будете их есть?! – присев на корточки, спросил сухощавый мужчина с алюминиевым крестиком на массивной золотой цепочке.

– Нет, я их для вас готовлю, – буркнул Смирнов, продолжая смотреть, как из ранки на пальце сочится кровь.