Приблизившись к черте белых камней, Гунхильда и Асфрид остановились и немного помолчали, собираясь с мыслями. Потом Асфрид первой вошла в священное пространство и медленно двинулась вокруг камня, нараспев приговаривая мольбу к Фрейе:

– О светлая Невеста Ванов, сестра Фрейра! К тебе взываем мы в часы печали!

Гунхильда тоже вошла в круг и встала так близко к камню, как было можно, чтобы только не мешать бабушке идти. Закрыв глаза, она прислушивалась к дыханию камня, за сотни лет впитавшему в себя столько людских чувств, печалей и радостей, опасений и надежд, что он сам стал живым. От него исходила такая ощутимая сила, что пробирала дрожь, но Гунхильда не боялась. Ведь она происходила из рода Инглингов, а значит, от самого Фрейра. Закрыв глаза, она мысленно перечисляла всех своих предков, начиная от самого Ингви Фрейра, как всегда делают, когда впервые знакомятся с дальними родичами, нащупывая в глубинной тьме времен свой общий корень: Фьельнир, Свейгдир, Ванланди, Висбур, Домальди, Домар, Дюггви, Даг, Агни… Десятки имен, и сколько разных судеб: кто-то из этих конунгов был прославлен доблестью, захватывал новые земли и оставлял сыновьям богатое наследство, кто-то был робок и все время сидел дома, а кому-то боги не дали удачи, послав позорную смерть от рук раба или родича. Но все они в равной степени были звеньями цепи, протянутой от богов, из небесных палат Асгарда, к ней, Гунхильде, дочери Олава и Гильды, на эту мокрую поляну среди влажного мха, блестящих валунов и островков мокрого снега в ложбинах…

***

Харальд сын Горма часто приходил на курган своего деда Хёрдакнута, когда ему было о чем подумать. В летнюю жару он укрывался в тени поминального камня, где была выбита надпись: «Горм поставил камень по отцу своему Хёрдакнуту. Он покорил Йотланд. Вилфрид вырезал руны». Даже зимой Харальду было хорошо здесь, где близость богов и предков ощущалась, как ни в каком другом месте. С вершины кургана все ежедневные заботы и огорчения казались мелким и несущественными; словно сам Один, он взирал на них с высоты и понимал, чего они стоят на самом деле.

Сейчас все мысли Харальда вращались вокруг старшего брата, Кнута. Тот отправился в зимнюю поездку по стране, и ему давно вышло время вернуться. Его долгое отсутствие весьма тревожило мать, да и отец беспокоился, хоть и не подавал вида. Мало ли что случилось? У южных границ он мог встретиться с Инглингами… А что если они решились устроить набег? Все знали, что йотландские Инглинги уже не первое поколение заигрывают с королями саксов: то принимают христианство, то отказываются от него под давлением собственных подданных. Олав, не имея почти никаких других надежд удержать свои земли, мог снова попросить помощи у Отты кейсара и напасть на Средний Йотланд. Подстеречь дружину во время зимнего объезда, разбить ее, ослабить врага, лишив Горма одного из сыновей, захватить земли и принудить местных жителей дать клятву верности – это был бы не такой уж плохой ход.

Горм конунг уже предлагал пригласить «малую вёльву», как называют прорицательниц: построить для нее помост, созвать женщин, чтобы пели вардлок – песнь-заклинание, призывающую духов, которых вёльва спросит о настоящем и будущем. Но Харальд терпеть не мог всякого колдовства, а заодно и гадания. Любое соприкосновение с миром невидимых сил казалось ему опасным, отвратительным – и все знали почему. Горм не стал настаивать, но неизвестность тревожила и Харальда, поэтому он сидел здесь, как древний герой на кургане, будто надеялся, что какая-нибудь валькирия явится к нему с вестью о брате.