Этому я не удивился. У демиургов врожденный дар к небесной механике. Мы сильней их в ощущении добра и зла, человеческая особенность – отстаивание справедливой морали при всех преобразованиях одной социальной системы в другую: правда везде правда, угнетение везде угнетение, свобода везде свобода. Но в конструировании гравитационных машин нам далеко до демиургов.
– Возможно, завтра, Эли, – сказала Ольга однажды утром.
Это означало, что завтра опробуют генераторы фазового иновремени, действующие уже не в атомном масштабе, а в макровремени корабля.
– Наверно, завтра, – сказал Орлан за обедом.
– Итак, завтра, – объявил Олег за ужином.
Утром я поспешил в командирский зал. Там были уже все капитаны и Орлан. Управление генераторами фазового времени принял Граций: для него, бессмертного, переброс из одного времени в другое все же значил меньше, чем для любого из нас, – мы учитывали и это обстоятельство. Звездолет вел Камагин, тоже привычный к путешествиям во времени, он поддерживал мысленный контакт с Грацием. А всем остальным отвели роль зрителей. Я предвкушал красочные перемены при переходе из своего времени в чужое. Меня только беспокоило, как отнесутся к этому рамиры. Все могло быть!
– ...Три, два, один, нуль! – скомандовал Камагин, и время чуть‑чуть искривилось.
Ничто не изменилось. На экранах те же летящие звезды – ни одна не затряслась, не потускнела. Сдвиг фазы времени был, правда, ничтожный, но все же мы шли уже в чужом времени, к чужому будущему. А картина снаружи была такой, будто чужое будущее принималось как свое – словно всебудущность являлась здесь нормальным физическим процессом.
– Работают ли генераторы обратного времени? – громко усомнился Осима.
– Молчат что‑то наши равнодушные боги. Не уследили за нами, что ли? – пробормотал Камагин.
– Если они заговорят, мы их не услышим, – возразил Орлан. – Их луч уничтожит нас раньше, чем мы сообразим, что уничтожены.
Спорить с этим было трудно. Через некоторое время МУМ сообщила, что рисунок звездного хаоса меняется, а Граций заметил и зрительно перемены в пейзаже. Ни мы в командирском зале, ни зрители в обсервационном изменений не видели. Орлан удалился к генераторам фазового времени, а мы с Ольгой пошли ко мне. Мери тоже не находила перемен на экране – звезды как звезды, их такое же множество, шальных, беспорядочно летящих...
– Что мы в иновремени, гарантирую, – сказала Ольга. – И хотя сдвиг по фазе незначителен, угол вылета из нашего времени накапливается. Я ожидаю вскоре значительных изменений пейзажа.
– Я погашу экраны, – предложила Мери. – Мы не отрываемся от них, а изменения накапливаются постепенно, и мы привыкаем к новому пейзажу, еще не разобрав, что он новый.
– Молчат рамиры, – повторил я слова Камагина, когда Мери занавесила комнатный экран.
– Рамирам надоело издеваться над нами, – убежденно объявила Ольга. – Если они равнодушные, то должны же они когда‑нибудь оставить нас в покое.
По всему, рамиры либо не заметили нашего бегства, либо мы перестали интересовать их, либо – и такая мысль явилась мне – наш уход по фазовому искривлению времени их устраивает. Обо всем этом надо было размышлять – был тот случай, когда правильный ответ сразу не дается.
– Отдохни, – сказала Мери, и я прилег на диван.
Она разбудила меня через час. Ольги не было.
– Посмотри на экран, – сказала Мери.
Я вскрикнул от неожиданности. Мы были в другом мире. Нет, это было все то же ядро Галактики, тот же неистовый звездный прорыв, тот же светоносный, светозарный ад! Но ядро было иное, то же – и иное! Это трудно передать словами, это надо увидеть самому. |