Она вызывающе прищурилась. Она вообще не взглядывала, а метала взгляды. Когда ее упрекали, она не оправдывалась, только раздражалась. Ольга не сумела воспитать свою дочь в послушании.

– Ошибаются не мои приборы, ошибочно ваше представление о том, что просто, а что сложно на этой планете.! Разрешите мне слетать на «Козерог», я возьму другую модель скафандра, обеспечивающую лучшее экранирование.

– Для невидимок или для нас?

– Для каждого, кто захочет стать невидимым.

– Я сам возвращусь на «Козерог» посовещаться с начальником экспедиции. Вы пока останетесь здесь.

Павел с опаской взглянул на меня и покачал головой. Я удивился:

– Вы недовольны?

– Может быть, лучше нам всем возвратиться, дорогой адмирал? Откровенно говоря, я не хотел бы проводить ночь на этой планете.

– Не понимаю, что вас беспокоит.

Он выразительно пожал плечами.

– В каждом из нас сидит ветхий Адам, любезный адмирал. Мы способны зажигать звезды, скручивать пространство, чего, если верить древним, даже их боги не умели. Но чуть мы остаемся один на один с природой, в нас возрождаются старинные страхи, мы тогда не больше, чем крохотная частица мира, не властелины, а игрушки стихий.

Меня не убедили соображения о «ветхом Адаме». Планета была диковинна, но разве звездопроходцам не встречались небесные тела и постранней? И если я согласился на общее возвращение на звездолет (а это, как доказали последующие события, было самым разумным), то не из сочувствия к ночным страхам Ромеро – просто мне показалось излишним вникать в странности этого маленького мирка. У нас были задачи и поважней. Именно так я и доложил Олегу.

Олег выслушал меня с обычной бесстрастно‑учтивой улыбкой. Он мог бы и не расспрашивать: все, что мы делали на планете, транслировалось на звездолеты. И вряд ли следовало вооружаться такой отстраняющей улыбкой. Я намеренно говорю: отстраняющей. Улыбка подобна руке – ударяет, если зла, дружески пожимает, если добра, тянет к себе, если радостна. У Олега она заставляет сидеть на своем месте, подчеркивает дистанцию. На «Овне», «Тельце» и «Змееносце», которыми командуют Ольга, Петри и Камагин, отношения между капитанами и экипажем сердечней. Я постановил для себя высказать это Олегу при удобном случае. Случай представился немедленно. Я посоветовал созвать совещание капитанов звездолетов и решить сообща, продолжать ли исследование первой обнаруженной нами планеты.

– Но ведь ты считаешь, что делать этого не нужно, Эли.

– Мало ли что я считаю! Я могу и ошибаться. Инструментальная разведка в ведении группы Эллона. Вдруг он предложит что‑нибудь поинтересней скафандров, обеспечивающих невидимость?

– Не нужно совещаний. Мы удалимся из этого района.

Тогда я заговорил откровенно:

– Олег, почему ты держишься так отчужденно? Поверь, это производит неприятное впечатление не только на меня.

Он помедлил с ответом.

– Я не должен держаться по‑иному, Эли.

– Не должен?

Он рассеянно глядел в угол. Лицо его покинула маскирующая вежливая улыбка. Он был прежний простой и ясный парень, каким я знал его на Земле.

– Эли, я не люблю Эллона, – сказал он.

– Никто не любит Эллона.

– Ты ошибаешься, Эли.

– За исключением Ирины, – поправился я.

– Для меня это достаточно важное исключение... Мы были очень дружны, пока она не стала работать с Эллоном. Он выдающийся ум, но она уж очень им покорена. И Эллон в ее присутствии непрерывно подчеркивает, что я выше по должности, но не по значению.

– Мы говорим о твоем отношении ко всем, а не к Эллону, – напомнил я.