Эллон имел специальное задание – обнаружить на планетах шарового скопления механизм, ударивший по Красной. Признаков суперлазера он не нашел. Не было самого существенного – могущественной цивилизации, которой стали бы под силу такие орудия. День за днем, на малой тяге аннигиляторов, мы мчались через блистательный мир, запыляя его дали сгоревшим в горниле кораблей космосом, и не улавливали даже слабого сигнала, протестующего против порчи межзвездной среды. Великолепный мир, бесполезный мир, говорили мы между собой. В нем не было жизни, красота его была ни для кого. Он сиял про себя, для себя, в себе. Мы не могли простить ему такой расточительности. Бесполезный мир! – снова говорили мы с грустью.

2

Мы пронеслись сквозь звездные ворота ядра и снова попали в затуманенное пространство. Ядро дымило, как плохой костер, его повсюду заволокли газовые облака. Гигантские массы водорода мчались во все стороны от ядра, как гонимые ветром, то разрежались, то снова сгущались. Ольга передала очередной расчет – вещества в местных звездах меньше, чем распылено в межзвездном пространстве. Ее изумила и обрадовала необычность явления. Я не удивился и не обрадовался. Я не люблю пыли ни на Земле, ни в космосе. Мери с сердцем сказала:

– Почему тебя назначили научным руководителем экспедиции? В тебе нет настоящей любви к науке! Тебя никогда не восхищает новый факт сам по себе.

– Зато я люблю ученых и могу вытерпеть их открытия, а это не так уж мало. В остальном ты права: меня восхищают факты хорошие, а не просто новые.

Немного правее курса появилась коротко‑периодическая цефеида. Это была типичная пыхтящая звезда, быстро меняющая объем, меняющая светимость. Я бы не стал тратить на нее внимания. В Олеге жилка ученого развита сильней, чем у меня. По просьбе Эллона, он направил эскадру к звезде.

– Мы видели в рейсе множество цефеид, – сказал я Эллону. – Почему тебя заинтересовала именно эта?

– Она приближается к коллапсу, – ответил демиург. – Опадение звезды в точку может произойти со дня на день. Будет непростительно, если мы пропустим такое событие.

А Бродяга признался, что всегда мечтал приблизиться к коллапсирующей звезде. Несколько раз он издалека наблюдал за коллапсом звезд вне Персея. И это всегда было грандиозно. Когда ему надоедала жизнь могучего звездного тюремщика, он воображал, что переносится на коллапсар и погибает с ним, наблюдая изнутри гигантскую катастрофу. Это было великолепно – не собственная гибель, конечно, а пейзаж гибели звезды.

– Бродяга, ты неисправимый романтик, – сказал я.

Ольга прислала новый расчет. Находиться поблизости коллапсара было не безопасней, чем попасть под луч, поразивший Красную. Только интенсивная работа аннигиляторов вещества могла гарантировать от катастрофы, если звезда перед коллапсом превратится в сверхновую, то есть выбросит наружу примерно с четверть своей массы. Олег приказал заблаговременно подготовить аннигиляторы, приказ был обычный для этой операции: «К бою», – хотя воевать со звездой бессмысленно; название наших технических операций отражает старые человеческие дела.

Но звезда не превратилась в сверхновую. Она уже когда‑то была сверхновой, взрыв произошел за много веков до того, как мы появились здесь. Теперь от светила оставался лишь рудимент прежнего звездного гиганта, плотная, лихорадочно менявшая свой блеск и объем звездочка, правда, по массе раза в три больше нашего Солнца. И этот рудимент сколлапсировал на наших глазах. Мы увидели во всех подробностях антивзрыв, о котором столько слышали, но которого не наблюдал вблизи еще ни один человек.

Эскадра кружила вокруг звезды компактной группой – на время превратилась в ее спутника.