Джийан проснулась в слезах под холодными мерцающими звездами. Легкий ветерок шевелил верхушки деревьев. Лун не было, словно они не смогли больше смотреть на ее мучения.
— В'орнны... не причинили тебе вреда? — нарушила неловкое молчание Бартта, помешивая в кастрюле.
— Мне не причинили никакого вреда, сестра, — устало сказала Джийан. — Совсем наоборот.
— Трудно поверить. — Бартта выкладывала на тарелку сушеные фрукты и хлеб с твердой коркой. — Я уже оставила надежду.
— В Аксис Тэре я полюбила. — Джийан уставилась на свои руки. — Не думаю, что ты поймешь.
Бартта положила жаркое в миску, налила темного, сладкого меда.
Джийан умирала от голода, но почти не чувствовала вкуса еды. Она думала лишь об Анноне. Бороться со страхом, растущим в душе с тех пор, как они расстались с Элеаной, было невозможно. Предстоял серьезный разговор с Барттой, и лучше от этого не становилось.
— Расскажи мне о здешней жизни, — попросила она.
— Приходилось трудно, — сказала Бартта. — Намного труднее, чем когда ты была здесь, потому что теперь мы теряем людей не только из-за в'орннов, но и из-за Кэры. — Она махнула рукой. — Когда-то эти кундалиане были приверженцами Миины. Однако Миина будто бы покинула их, и потому они предались бездушной, отрицающей Богиню религии, которая угрожает самой основе нашей духовности.
— В кои-то веки мы в чем-то согласны. — Джийан положила еду в рот и медленно жевала; она не чувствовала вкуса — только растущий в душе страх. — Кэра не принесет ничего хорошего ни своим последователям, ни нам. Это тупик.
— Хуже. Каждый кундалианин, обращающийся в Кэру, — это еще одна рана, нанесенная телу рамахан. Не будет рамахан — не будет и кундалиан, верно, сестра? Хотя последователи утверждают, будто Кэра дает им надежду, эта религия основана на отрицании всего: нашей истории, наших знаний, самой сути того, кто мы есть. Нет, от новомодной религии только вред.
— И однако она с каждым месяцем становится сильнее.
— Да — питаемая гневом Миины, покинувшей своих детей.
— И с каждым днем Священное Писание ускользает все дальше от нас, не так ли?
В голосе Бартты смешались зависть и презрение.
— Ты помнишь Писание? Странно. У тебя же есть Дар.
— Подобно воде, мы всегда возвращаемся к истоку, — тихо сказала Джийан.
— Не странно ли вернуться после стольких лет среди завоевателей, сестра?
Джийан отодвинула тарелку.
— Честно говоря, я чувствую себя слегка... не на месте.
— Я отведу тебя на могилу матери, — коротко сказала Бартта, убирая со стола. — То есть если ты задержишься.
— А как отец?
— Его взяла Кэра. Он не устоял перед практичностью новой религии: все и сразу, здесь и сейчас.
На душе у Джийан стало еще тяжелее. Ею овладела странная растерянность. Встреча произошла как-то неправильно: никаких вам криков радости, слез — ничего, что следовало бы испытывать давно разлученным близнецам. С самого начала — только настороженный цинизм, словно враги встретились, чтобы договориться о перемирии после долгой войны.
— Ты совсем не похожа на ту девушку, которая ушла с в'орннами шестнадцать лет назад, — сказала Бартта.
Знакомая горечь в ее голосе царапнула сердце Джийан. Она вернулась к двери комнаты, где когда-то была ее спальня. Теперь там спал Аннон.
— Впрочем, чего еще ожидать? — продолжала Бартта. — В этом наряде ты больше похожа на в'орнна, чем на кундалианку!
Джийан обернулась к сестре и откинула сифэйн. |