Большинство современных зданий стоит над достопримечательными образцами канадской архитектуры, которые сохраняются с великим тщанием. Церкви, гранд-отели, театры, а также живописные древние магазины и рестораны окружены разнообразными опорными конструкциями, поддерживающими высоченные башни.

Иногда новое парит прямо над старым. Огромный Дом Совета Содружества возвышается над древним комплексом парламента Онтарио. Историческое место «До Нашей Эры» аккуратно включено в фантастический обелиск концерна «Всеядный». Башня «Макродура» благосклонно вобрала в себя собор святого Иакова. Но в большинстве случаев это производит куда более зловещий эффект. Уродливая игла «Сердолика», цвета говяжьего бульона, вот-вот поглотит древнее здание мэрии, а 400-этажный фаллический символ, в котором обосновалась «Галафарма», кажется, вот-вот раздавит Королевский Терминал.

Башня «Оплота», всего тридцати пяти лет от роду и вполне безопасная для исторических памятников – это довольно скромный бело-голубой небоскреб через улицу от Грэйндж-парка. Она не особо роскошная и не уродливая, менее сотни этажей высотой, обслуживается тремя надземными эстакадами, с посадочной площадкой для воздушного транспорта. До того как «Оплот» получил статус концерна, он занимал только верхние пятнадцать этажей, а остальное сдавал в аренду. При нынешнем расширении фирма распространилась на все здание. Бог знает, что будет после слияния.

Конференц-зал, где я сегодня собирался встречаться с Лорном Бухананом, представлял собой круглое помещение на вершине башни «Оплота». Офисы юридического персонала, включавшего и меня, находились на 96-м этаже. Место, служившее мне домом на время визитов в столицу – несколько комнат с видом на озеро на 73-м этаже, – ничем не отличалось от жилищ молодых служащих на временной работе. Разве что голограммой над камином, изображающей желтую подводную лодку по имени «Отмороженная-2», тоскливо погружающуюся в глубину сапфировой инопланетной лагуны.

Я ненавидел свои оплотские апартаменты. Но упорно отвергал предложения Симона выбрать себе более подходящее жилье на «Побережье» или в другой фешенебельной части города. Лишние хлопоты, говорил я. Я не планирую здесь подолгу задерживаться.

А он мне никогда не верил.

Небо было свинцово-серым и сочилось смесью холодного дождя и мокрого снега, когда моя машина прибыла к южным предместьям Торонто АТЗ. Я сообщил пункт назначения Дорожному Контролю – верхняя посадочная площадка башни «Макродура» – и понесся над мутно-зеленой водой озера, направляемый компьютерами собственного хоппера, плюс еще четырьмя дюжинами других – в надобное место.

Была уже половина двенадцатого. Меня задержала пробка в траффик-векторе в воздушном пространстве Чикаго. Я позвонил секретарше Станиславского и предупредил, что не успею вовремя, если только не перепрыгну очередь.

– Я все улажу, – обещала она. – Приземляйтесь на небольшую площадку. После чего подождите, пожалуйста, выходить из машины, пока не приедет транспортная капсула.

Под силовым полем центр Торонто защищен от ледяного дождя. Но иногда сочетание большой влажности и холодных потоков воздуха подло производит на свет искусственные облака, собравшиеся под защитным куполом. Так случилось и сегодня. Хотя был полдень, деловая часть города погрузилась в неприятный сумрак. Облака тумана окружали освещенные башни, самые вершины которых были почти не видны.

Инженеры «Макродура» отлично справлялись с неприятностями, очищая воздух с помощью инфракрасных маяков. Мой хоппер совершил посадку на уединенную площадку, буквенно-цифровые и транспондерные идентификаторы подключились еще в тот момент, когда я вышел из контролируемого пространства.