Если принять за рабочую версию, что запись сделана в коттедже, получиться, что сделать это не мог никто, кроме погибших студентов. Асакава позвонил на телестудию и узнал, какого числа в прямой трансляции шло вечернее шоу с участием юмориста Санъютэи Мараку. Все сошлось. Полученный ответ был – 26 августа. Заклинание стерли они, это определенно.
Асакава достал из кейса несколько ксерокопий с фотографиями видов Идзу‑Осима и вулкана Михара.
– Что скажешь? – спросил он, протягивая копии Рюдзи.
– Михара, говоришь…О, да тут и думать нечего – сто процентов!
– Почему ты так уверен?
– Я вчера днем на работе поболтал с нашим спецом по этнографии, насчет диалекта бабкиного. Он сказал, что так теперь почти не говорят, но в целом очень похоже на диалект Идзу. Включая говор местечка Сасикидзи, что как раз в южной оконечности Осима. Он у нас парень нерешительный, однозначно ничего утверждать не станет, но если мыслить вкупе с этими фотографиями, то не вижу оснований сомневаться, что диалект – это Идзу, а вулкан – именно Михара. Кстати, а ты насчет извержений Михара не справлялся?
– Ну разумеется. После войны… Как думаешь, довоенные можно в расчет не брать?
– Да, пожалуй…
– Так вот, после войны извержений было аж четыре. Первое продолжалось с пятидесятого по пятьдесят первый год. Второе в пятьдесят седьмом, третье в семьдесят четвертом. А четвертое – уже на нашей памяти… осенью восемьдесят шестого. Далее, при первом извержении образовался новый кратер, один человек погиб, раненых – пятьсот тринадцать…
– Ну, если учитывать годы распространения видеокамер, то восемьдесят шестой как раз и должен нас интересовать. – Рюдзи вдруг что‑то вспомнил, пошарил в сумке и вытащил листок бумаги. – Чуть не забыл. В переводе диалекта на нормальный язык, примерно вот что получается. Наш многоуважаемый спец соблаговолил перевести.
Асакава взял листок. На нем было написано следующее.
«И как потом самочувствие? Ты смотри, будешь с водой баловаться – нежить накликаешь. А с чужими поосторожнее. Тебе рожать на будущий год. [Так что] слушай, дочка, что старая говорит. А местные пускай себе болтают».
Внимательно перечитав еще раз, Асакава поднял голову.
– О чем это она?
– Я‑то откуда знаю? Вот это тебе и надо разузнать!
– Четыре дня всего осталось!
Непонятно даже с какой стороны подступиться, да и слишком много всего придется узнавать. Нервы уже не выдерживали, Асакава был готов взорваться.
– Ты это… У меня времени на день больше, чем у тебя – вот тебе и флаг в руки!
В душу Асакавы закралось подозрение, что Рюдзи может воспользоваться этим лишним днем для нечестной игры. Например, если заклинаний окажется два, то одно из них он может запросто испытать на Асакаве, тем самым значительно сократив свой собственный риск. В такой ситуации даже один день становится могучим оружием.
– Рюдзи, тебе может и все равно, сдохну я или нет! Ты, значит, вот так… спокойно…, – заорал Асакава, хоть и понимал, что истерика выставляет его полным идиотом.
– Что ты мне тут сопли распускаешь! Если есть время на нытье, лучше башкой поработай!
Асакава сидел с жалким выражением на лице.
– Ну что тебе еще сказать, чтоб тебя проняло? Ты ж мне друг? Друг! Умрешь – я не обрадуюсь. Я тоже буду стараться, и ты старайся. Вместе будем изо всех сил стараться… Что, не убедил?
Рюдзи вдруг прервал свой детский лепет и отвратительно заржал. Под его гогот отворилась входная дверь. От удивления Асакава подскочил в кресле и выглянул из кухни в прихожую. Молодая женщина, наклонившись, снимала туфли. |