Она была пантерой и чувствовала тепло его тела, находясь на расстоянии трех футов, чуяла его запах, и этот запах был приятным. От Галена пахло чистотой и мылом, а еще чем‑то теплым, сладким и здоровым. Как от шерсти щенка, греющегося на летнем солнце.
Все это отвлекало Келлер, мешало с головой погрузиться в работу. Порой слова на свитках сливались, и тогда она и вовсе не могла уловить смысл фраз.
Но гораздо сильнее, чем тепло, запах и взгляды Галена, на нее влияло некое ощущение, в котором Келлер сначала никак не могла разобраться. Потом поняла – единство, почти осязаемое напряженное поле, возникшее между ними. Казалось, потрескивает наэлектризованный воздух, приподнимая короткие волоски на руках Келлер. Как ни старалась она отмахнуться от этих ощущений, все напрасно.
А тишина лишь усиливала напряжение.
«Надо что‑то сказать, – решила Келлер. – Неважно что, главное, чтобы он понял: на меня все это не действует».
Она уставилась на пергамент, уже начиная его ненавидеть. Если бы удалось найти в этих свитках что‑нибудь полезное…
И вдруг Келлер увидела то, что искала, на листе, который в эту минуту держала в руках.
– Гален, смотри – это самые древние рукописи, в них речь идет о драконах. Говорится и о том, на что способны драконы, что им подвластно, кроме черной энергии. – Она начала читать, запинаясь на малознакомых словах: – «Дракону достаточно прикоснуться к любому зверю, чтобы принять его облик, узнать все, что известно этому зверю, обрести все его умения. Число обличий, которые он может принимать…» Кажется, следующее слово означает «бесконечно». «Следовательно, он истинный оборотень, единственный, достойный этого звания».
– «Число обличий, которые он может принимать, бесконечно…» – повторил Гален, заметно волнуясь. – Знаешь, в этом есть смысл. Тот же дар унаследовали и члены Первого Дома, только у них он довольно слабый. Мы можем выбрать облик любого зверя – но только в первый раз. А потом нам приходится перевоплощаться именно в этого зверя.
– Тебе надо лишь прикоснуться к зверю, чтобы принять его облик? – спросила Келлер.
Гален кивнул:
– Так мы делаем выбор. Но истинный дракон может прикасаться к чему угодно и принимать внешний вид любого предмета, мало того, он может менять облик бесчисленное количество раз…
– Да. Значит, выследить дракона почти невозможно, – вздохнула Келлер.
С началом разговора напряжение в комнате рассеялось, и она немного успокоилась. По крайней мере, слова не застревали у нее в горле.
Но Гален вдруг придвинулся ближе, заглянул в ее лист.
– Интересно, говорится ли здесь что‑нибудь о том, как отличить… Подожди, Келлер, посмотри на нижние строчки.
Ей пришлось наклонить голову к листу, и волосы Галена скользнули по ее щеке.
– Какие?
– Там говорится что‑то про рога, – как в лихорадке бормотал Гален. – Ты знаешь этот язык лучше, чем я. Что это за слово?
– «Независимо» ? Нет, не так… – Она начала читать: – «Но какой бы облик ни принимал дракон, его всегда можно узнать…»
– «…по рогам», – подхватил Гален.
Они закончили читать вместе, помогая друг другу:
– «На лбу у дракона бывает от одного до трех рогов, в редких случаях – четыре. Эти рога… – оба невольно повысили голос, – вместилище его силы, которую отнимают колдуньи, захватывая драконов в плен и лишая их способности превращаться».
Оба замерли, глядя на пергамент, – эти минуты показались Келлер бесконечными. |