– Дайте бинт, – сказал Камерон, – я руку ссадил.

– Сейчас, – отозвался Армант. Он пошарил где-то – лучик фонаря стал маленьким и ослепительным – и достал пакет. – Подставляйся.

– Я сам, – сказал Камерон. – Посвети.

Камерон поранился то ли о гвоздь, то ли об острый бетонный выступ. Рану залили йодом и перевязали – Камерон шипел и ругался.

– Промыть бы надо, – сказал Армант, – да воды…

– Ладно, – сказал Камерон. – На мне – как на собаке.

– Долго нам тут сидеть? – спросила Брунгильда.

– Смотря что это было, – сказал Армант. – Если фторселенетин, то сутки. А если «би-куб», то… – Он замолчал, и молчание повисло над всеми, потому что все, кроме Брунгильды, знали, что такое «би-куб».

– То что? – спросила Брунгильда, не дождавшись прямого ответа.

– Ничего, – совсем другим голосом сказал Армант.

– Если «би-куб», то можно сидеть до второго пришествия, – сказал Петер.

– А то как мы узнаем? – спросила Брунгильда.

– Никак, – сказал Петер.

Брунгильда повозилась в темноте, встала и подошла ко всем остальным. Теперь они сидели кружком на кровати и двух табуретках. Луч фонарика, чуть потускневший, но все еще сильный, бил в потолок и, рассеиваясь, падал на лица.

– Ребята, – сказала Брунгильда, – объясните бедной неграмотной женщине, что все это значит?

Она не любила недоговоренности.

– «Би-куб», – сказал Петер, – это особо стойкое вещество. Держится на местности до десяти дней. Особенно зимой. Воздуха в этом блиндаже нам на пятерых хватит едва ли на сутки. Противогазы от «би-куб» не спасают. Значит, через сутки будем решать – или задыхаться здесь, или выходить. Вот и все.

– Понятно, – сказала Брунгильда.

И тут в дверь заколотили кулаками и прикладами.

– Откройте! – глухо доносилось из-за двери. – Откройте, гады!

– Сидеть, – сказал Петер. – Им уже не поможешь…

Все и так понимали это, но там, за дверью, были свои, которые… Нет, нельзя. Поздно.

– Открывайте, гады! – кричали там, снаружи. – Сволочи! Заперлись, суки! Откры