— Колись — как будет? Что ты можешь сделать? — скосил глаза Самохин — Я хочу знать!

— Если я тебе скажу, ты не поверишь и зарубишь всю идею — подумав, ответил я — Но скажу тебе только одно: я жизнью своей клянусь, что могу найти Настю. Единственное, что мне нужно — это ее волос. Ты можешь найти ее волос?

— Хмм… — Самохин задумался, помотал головой — Могу, наверное…дома у нее! В кровати, или на расческе. Или на куртке. Могу! И? Что ты сделаешь?

— Найдешь ее волос, я найду Настю. Вдаваться в подробности не буду. Ты или веришь, или не веришь. Но у тебя только один реальный путь освобождения внучки — поверить мне. Ты человек опытный, знающий, так что скажи: Настеньке десять лет, так? Она умненькая девочка, так?

— Ну да…очень умненькая! И музыкой занимается! И рисует хорошо! — кивнул Самохин, и тут же помрачнел — Да, я понял. Они ее не отпустят. Если видела их лица. А она видела, уверен.

— А еще, возможно, это кто-то из знакомых — задумчиво протянул я, и Самохин еще больше нахмурился. Похоже, что эта мысль не оставляла его с самого начала.

— Ладно, Владимирыч, не переживай. Все будет хорошо! Только помни то, что мне обещал.

Самохин оторвал взгляд от дороги, глянул на меня, глаза его прищурились. Помолчал и через минуту сказал каким-то странным, безэмоциональным голосом:

— А я не верил. Мне говорили, а я не верил.

— Во что не верил? — спросил я, закрывая глаза, готовясь слегка подремать в дороге.

— В то, что ты…хмм…колдуешь! Или как это назвать? Экстрасенс?

— Колдун я, Владимирыч — ответил я, не открывая глаз — черный колдун.

— Черный? — недоуменно спросил Самохин, обходя еле ползущую фуру с дагестанскими номерами — То есть плохой? Ну…в смысле творящий зло? И какое же зло ты творишь?

— Дай определение — что такое «зло»? Как ты это понимаешь? — усмехнулся я, открывая глаза.

— Ну как это…зло — это зло! — хмыкнул Самохин — Ну как еще сказать-то?

— Скажи, Владимирыч…вот я закодировал человека от пьянства — это добро?

— Конечно, добро! Он же теперь не бухает, работает, жена, семья рада!

— Но я ведь сделал это помимо его воли. Я изменил его душу, надломил ее. Разве это добро? Я лишил его выбора! Может он хотел вот так — бухать, не просыхать целыми днями! Понимаешь?

— То есть ты хочешь сказать, что абсолютного зла, как абсолютного добра не существует? А как же тогда фашисты? Концлагеря?

— Поймал. Это абсолютное зло, да. Но мы ведь говорили не о фашистах. Мы говорили о том, кого считать черным колдуном, а кого нет. Творит он зло, или нет. Так вот — я творю зло — но только с точки зрения того, кому я это зло причиняю. Например — я обязательно убью похитителей твоей внучки. Я найду ее, даже не сомневаюсь. И ты не сомневайся. Успокойся и не разбей нас о фуру, иначе точно будет беда. Ну, так вот: с точки зрения похитителей — разве я делаю добро?

— Слышал уже такое, ага — скривился Самохин — Что с точки зрения коровы мы мерзкие твари, пожирающие разумных существ.

— А разве не так? — усмехнулся я — просто не хотим этого признать. Мы ужасные, злобные, подлые и кровожадные существа! Которые только и делают, что убивают друга друга и строят ближнему всяческие козни. Что, скажешь не так? Не натерпелся за свою жизнь? И вот сейчас — для чего мы едем? То-то же… Понимаешь, какая штука, Владимирыч…у зла и добра всегда две стороны.