— По молитвам моим, по молитвам моим, — важно изрек отец Стефан. — Мой долг оберегать епархию от этих мерзких тварей. — Он оглядел зал и повысил голос, чтобы все могли его слышать. — Против колдовства нет лучшей защиты, чем пост, покаяние и молитва. Одна ведьма не поможет от другой ведьмы. Такая дорожка ведет прямо в лапы господина этих чудовищ, который бродит по нашей земле, аки алчный волк, уловляя человеческие души. Но истинная церковь Англии защитит вас. Она изловит и уничтожит всех ведьм на нашей земле, вырубит их под корень, вплоть до самого малого корешка.

В зале царило безмолвие — настолько красноречив был священник.

— Да, — нарушила молчание Элис. — И мы должны быть благодарны вам, отец Стефан, за вашу бдительность.

Он повернул к ней голову и тихо, только для нее, произнес:

— Я не забыл о несправедливости по отношению к вам, когда вас подвергли испытанию. Я ношу этот грех в своем сердце, он служит мне напоминанием, что следует избегать таких папистских обычаев, как якобы суд Божий, и руководствоваться только своей совестью. Теперь я не прибегаю к подобным испытаниям, а просто задаю вопросы, правда, рядом всегда стоит дыба, но я пользуюсь ею только в крайних случаях, когда это совершенно необходимо, и в делах с ведьмами Божьим судом не злоупотребляю. Уступив тогда лорду Хью и леди Кэтрин, я сделал большую ошибку. Однако с тех пор подобных ошибок не совершал.

— Но вы применяете пытки? — уточнила Элис. Голос ее слегка дрожал. Она взяла бокал и отхлебнула вина.

— Только если это предписывается правилами следствия; в сфере тяжких преступлений закон очень строг, — пояснил отец Стефан. — Сначала идет допрос, потом еще один, но уже рядом с дыбой, а уже после — и только тогда — дозволяется допрос с пристрастием, то есть под пыткой. Когда я знаю, что делаю Божье дело в этом безбожном мире, что подчиняюсь закону в мире беззакония, то я исполняю свой долг без гнева и злобы, без страха совершить грех из-за собственной слепоты.

Элис снова потянулась к бокалу и заметила, что ее рука трясется. Тогда она спрятала ладони на коленях, подальше от чужих глаз, под камчатую скатерть стола.

— Кто же эта ведьма, которую вы сегодня изловили? — поинтересовалась она.

— Та старуха, про которую вы рассказывали, — ответил отец Стефан. — Та, что поселилась в пустоши у реки. Мы поехали в ту сторону охотиться и встретили солдат, которым было велено переправить ее через границу в Уэстморленд — как вы и хотели.

— Это, должно быть, ошибка, — пролепетала Элис. — Я и не думала обвинять ее… в том, что она ведьма. Она просто напугала меня. Я столкнулась с ней… когда была одна в лесу. Она называла меня каким-то… чужим именем. Но она… безобидная старая женщина… никакая не ведьма.

В ее ушах так стучало, что она едва могла говорить. Она задыхалась, дыхания хватало только на короткие фразы.

Отец Стефан покачал головой.

— Мы остановили их, желали убедиться, что с ней хорошо обращаются, — вы же знаете, солдаты любят подурачиться. Она спросила, кто мы такие, и когда Хьюго назвал свое имя, она прокляла его.

— Она не могла это сделать, — отозвалась Элис.

— Она обвинила его в том, что он сжег монастырь и разрушил другие святые места, — настойчиво произнес священник. — Предрекла ему смерть без наследника, потому что он совершил святотатство и богохульство, и ее Бог отомстит ему. Она призвала его покаяться в грехе перед другими женщинами, опорожнявшимися дьявольской слизью, — это, по ее словам, все, что он способен произвести на свет.