— А вы не могли бы… — не сдавалась Элис.

— Ты что, знаешь ее? — перебил милорд, проницательно всматриваясь в лицо девушки. — Она из твоего монастыря? Ты заступаешься за нее?

— Нет, — ответила Элис, выдержав его взгляд. — Я никогда ее прежде не видела. Она ничего для меня не значит, совсем ничего. Я просто сочувствую ей. Глупая старуха погибнет из-за своих заблуждений. Я переживаю, что моя жалоба привела к таким последствиям, ничего больше.

Лорд Хью наклонился и опять захлопал руками на кур. Те бросились врассыпную. Петух растерянно забил крыльями, неуклюже вскочил на невысокую ограду, вытянул шею и закукарекал.

Элис наблюдала, как дрожит его шея в изумрудном оперении.

— Ты здесь ни при чем, твоей вины нет, — успокоил ее лорд Хью. — Она все равно стала бы проповедовать и поучать людей. Собирать вокруг себя народ. И рано или поздно попалась бы нам на глаза. И тогда пришлось бы арестовать ее. Старая дура, ищущая святости, больше ничего. Такие не выбирают легких путей, не меняют веру, не идут в ногу со временем. Глупая старая мученица. Это ты у нас, Элис, знахарка, мудрая женщина.

Отворив дверь, Элис медленно переступила порог замка. После сада, залитого золотом вечернего солнца, в дымном полумраке большого зала ей стало легче. Она шла, сама не зная куда, без цели, без направления. Хьюго поскакал верхом к своему новому дому, или тренировался в стрельбе из лука, или протыкал копьем чучело на турнирном поле — да мало ли у него игрушек. Ему было все равно, как развлекаться. Остановившись посреди зала, Элис прислонилась к столу, за которым обычно обедали старшие военные. Хьюго был совсем как ребенок. Благодаря долгой жизни и необъятной власти отца он мог позволить себе оставаться тем же веселым и славным мальчишкой — счастливым, когда дела идут хорошо, угрюмым, сердитым и обиженным, когда его желания почему-то не исполняются. Он не станет спасать матушку Хильдебранду, даже если Элис попросит. Это все мало его волнует. Ему нет дела ни до бедной старухи, которая чуть не погибла в прошлом году, ни до самой Элис. На лавках, задвинутых под столы, спали люди — после обильных обеденных возлияний необходимо было проспаться. Элис тихо прошла мимо, поднялась на помост и отдернула портьеру, закрывающую проем для господ. Один из спящих заворочался во сне, распахнул глаза, увидел ее и перекрестился. От Элис не укрылось это движение. Так значит, за ней все-таки тянется шлейф суеверий. Она не должна забывать, что и ей самой каждую минуту угрожает опасность. Она прижала ладонь к животу. Безопасность ей обеспечивал только ребенок, которого она носила в чреве, сын Хьюго. Она устало поплелась вверх по лестнице в дамскую галерею.

Ну и что, что она носит сына Хьюго, ведь старый лорд спланировал все заранее, он отберет у нее малыша и признает его наследником. Прежде Элис и в голову не приходило подобное развитие событий. Она и не подозревала, что такое возможно. Ей казалось, что ее ребенок, ее мальчик, станет для нее пропуском в эту семью. Она задержалась на ступеньках, чтобы отдышаться и избавиться от пляшущих в глазах черных точек.

— Я заболела, — вслух произнесла она.

Если она заболеет, Кэтрин не будет настаивать на ее визите, а лорд Хью не станет угрожать ей. Если она заболеет и сляжет, никто не обвинит ее в том, что она ни слова не сказала в защиту матушки Хильдебранды, не попыталась спасти ее, когда аббатису подвергли мучительной смерти и она стяжала венец мученицы за веру. Да и в чем виновата Элис, если матушка Хильдебранда сама страстно желает стать святой? К тому же Элис нездоровится.