Кукушка какое-то время безмолвствовал. Но взгляд опытного Нагарджуны выявил в поведении Учителя беспокойство. Затем Верховный Лама заговорил, и дыхание его было стеснено. Как всегда начал он издалека:

– Я вспоминаю одно из многих высказываний Большой Птицы.

Нагарджуна продолжал пребывать в поклоне.

– К Вам вернется радость, если… Продолжи, пожалуйста, Нагарджуна!

– С удовольствием, итак… если Вы действуете во имя других. Распространите слово…

– Правильно. Хотя в данном случае это слово не Дхарма, которое мы должны распространять. Много раз я действовал во имя других, Нагарджуна, и много раз ко мне возвращалась радость. Но иногда – очень редко – я почти сомневался в совете Большой Птицы.

Заявление привело Нагарджуну в замешательство: Кукушка не мог сомневаться в Источнике Всеобщей Мудрости!

– В нескольких случаях, мой Дрозд, мне приходилось действовать во имя других – а радость ко мне не возвращалась. Как такое могло быть?

Монах огляделся по сторонам в отчаянии, будто подбирая слова.

– Ну, наверное, потому что радость была временно недоступна вам, гуру?

– Ты сказал хорошо, и пусть будет так. Хотя, возможно ли, что священные заповеди толкуют об общих местах и опускают исключения… Пусть будет так, время пришло, чтобы действовать от имени других, и я спрашиваю, готов ли ты действовать от имени других?

– Каково бы ни было задание, гуру, я к нему готов.

– Нет сомнений, что моя радость должна в конечном счете вернуться ко мне. – Старый лама шагнул к молодому монаху и возложил руки ему на плечи, поскольку тот опустился на колени перед Учителем. – Задание жизненно важное и опасное. Столь опасное, сын мой, что, боюсь, ты не сможешь вернуться, даже если тебе будет сопутствовать удача. Ты все еще рвешься выполнить задание?

Нагарджуна не колебался ни секунды. Он посвятил всю жизнь надежде свершить что-либо подобное.

– Рождение – всего лишь рождение мечты, так же как и смерть – всего лишь смерть мечты. Гуру, что бы мне ни предстояло, я выполню это с радостью.

– А вот я с большой печалью воспринимаю твое согласие. Однако не могу ничего поделать, у меня нет выбора. Требуется доброволец, который преуспел в пилотировании маленьких крейсеров. Мне говорили, что ты лучший пилот из всех, кто у нас есть. Это верно?

Джарамарана! Комета Смерти!.. Нагарджуна знал, что самовосхваление не лучшая добродетель, и подбирал слова с осторожностью. И лучший из лучших может дать осечку.

– Гуру, каждый пилот думает, что он лучший, так необходимо для самоуспокоения. И я – не исключение.

– Белая Куропатка высоко оценивает твое мастерство. – Это была новость для Нагарджуны, которого все время критиковал едкий, пожилой лама, известный под именем, упомянутым Кукушкой.

Верховный Лама стал цитировать:

Наши повседневные страсти выпрыгивают из злых дел нашего прошлого, Наши мысли провоцируются разнообразными явлениями, Все – подобны деревьям осенью, облакам в небе. Заблуждение думать, что они постоянны.

– Нагарджуна, мой Дрозд, мой сын, мой лучший пилот – твоя задача такова, что выполнишь ли ее или потерпишь неудачу, все равно о ней будут говорить до тех пор, пока люди остаются во Вселенной. Если жаждешь славы, не бери на себя этот груз!

– Я хочу выполнить задачу, – сказал молодой монах, и его голос дрогнул на мгновение, – но лишь из чувства смирения и уважения.

– Возможно, – произнес Кукушка. – Мне остается только поставить задачу.