— Жорик?! — удивились обе, причем, сразу одновременно и хором.

Баба Зина, ясное дело, потому как уже имела информацию о моем утреннем отъезде и увидеть меня вообще не ожидала. Ну, а продавщица, потому как точно знала, никаких Жориков в ее сарае быть не должно.

Но потом женщины заметили Андрюху, который фонтанировал не тем и не оттуда.

— Вы тут что? Совсем охренели?! — Гаркнула Баба Зина. — Вы ему зачем… пипирку оторвали?

Услышав слово «оторвали» Андрюха взвыл ещё больше. Из-за стресса и идущей крови, он уже не мог разглядеть, все ли там цело, а Клавку зашатало так, что она оперлась рукой о притолку. По ее сведениям и личному опыту, все оторванное только что было на месте. И как оно, куда успело оторваться, Клавдия никак понять не могла. Но стало ей очень даже страшно.

— Ты не буробь! Помоги лучше! — Матвей Егорыч, похоже, верил в свою супругу больше, чем во что-либо другое.

Зинаида Стефановна выскочила из курятника, но буквально через минуту забежала обратно с кружкой воды и каким-то зелёными, почти круглыми листьями.

— Что это? — Голос Андрюхи звучал тихо, безжизненно. Можно подумать, и правда потерял не одну конечность, а сразу все. Солдат, мляха муха, на поле боя.

— Подорожник! — Рявкнула баба Зина. — К месту ранения прикладывать будем. А потом выяснять, какого лешего у вас тут творится.

— Я не хочу подорожник. — Братец испугано затряс головой и попытался отодвинуться.

— Лежи, убогий. — Зинаида Стефановна оттолкнула и меня, и деда, а затем плеснув водой на листья, реально шлепнула их на достоинство, если его можно теперь так назвать, братца. При этом руку не убрала, сжимая поврежденный орган.

— Я сейчас умру. — Сообщил почему-то именно мне Андрюха, глядя грустными глазами.

— От потери крови? — С сочувствием посмотрел на братца в ответ.

— Нет. От стыда. Баба Зина, руку-то уберите. Это ж вообще позорище какое.

— Ой, не плети. Я тебя с детства знаю. Без штанов ещё бегал. Так пусть тогда вон… — Зинаида Митрофановна оглянулась в поисках подходящей кандидатуры. — Жорик держит.

— Я не могу! Вы чего. Мне чужие писюны трогать политические и идейные убеждения не позволяют. — Даже головой затряс и отодвинулся подальше. Баба Зина — страшный человек. Она и заставить может.

— Да не надо. Сам подержу. — Андрюха перехватил листья, прижатые к родному органу. — Встать лучше помогите.

Мы с Матвеем Егорычем с двух сторон подхватили братца под руки, подняв его в горизонтальное положение.

— Эх… Надо к фельдшеру. — Вздохнула Зинаида Стефановна, — Как бы заражения не было. Он и рану обработает, и перевяжет. Да и вообще. Уколы колоть необходимо. От бешенства.

— От какого бешенства! — Возмутился Андрюха. — Это ж не собака укусила.

— А вас и кусать не надо. Оно у вас, похоже, с рождения. Бешенство. Только прогрессирует. Это тогда уколы собаке потребуются. — Отрезала баба Зина. — Говорю, фельдшер нужен.

— Правда? А как я туда дойду? Сейчас как раз вся деревня на улице коров встречать будет. Да и фельдшер дома давно. К нему на противоположный край села идти? — Переросток чуть не плакал.

Я его очень даже понимаю. Сам бы в такой ситуации слезами умылся. Мужику можно руку отрезать, ногу, можно половину внутренностей отдать, но самый главный орган, тот который нас и делает мужиками… Нет.