Форма с иголочки. Чистая, отутюженая. Лицо — аж блестит на солнце. Так идеально выбрито. Правда, на шее виднелся маленький кусочек газеты с крохотный каплей крови, которая проступила сквозь бумагу. А ещё, от Ефима Петровича несло одеколоном так, что, мне кажется, куры в курятнике попадали без чувств. Рыба в пруду всплыла пузом кверху. Он вылил, наверное, целый пузырёк на себя.

— Во мля… — Дед Мотя, в отличие от остальных, своего удивления не скрывал. Ну, потому что, Матвей Егорыч и чувство такта — максимально далеки друг от друга. — Ты чего? А, Ефим? Тютюкнулся? Или тоже с членом центрального комитета хотел познакомиться? Или на почве работы совсем ошалел? Я тебя при таком марафете крайний раз на выпускном видал. Ровно один час. Потом в кустах твой пинжак разыскался.

— С каким членом? — Ефим Петрович на нас не смотрел и, по-моему, даже не слушал. Он пялился на маман. Хотя, старался не показать настоящую причину случившейся метаморфозы. Все это было сделано ради того, чтоб, если не произвести на неё впечатление, то хотя бы немного понравится.

— Так это…Отец и муж. Не по этому поводу? — Матвей Егорыч, как впрочем и Андрюха, который сидел, открыв рот, не понимал, что сподвигло участкового на такие радикальные перемены. В отличие от меня. Я то сразу вкурил.

— Отец и муж? Чьи? — Ефим, наконец, оторвался от созерцания маман и повернулся к деду.

— Да не чьи. А чей. Ладно. — Матвей Егорыч махнул рукой. — Не забивай голову. А то ты странный какой-то. Если у нас ещё и участковый крышей поедет, это совсем тогда дело — труба.

— А-а-а-а-а-а…Нет. Я пришёл новости рассказать. — Ефим Петрович бросил очередной робкий взгляд в сторону госпожи Милославской, а потом посмотрел на меня. — Жорик, ты когда обратно в Москву собираешься?

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Как вон, родительница решит. А что?

— Да видишь, какое дело… — Участковый снял фуражку, повертел её в руках, а потом вернул обратно.

Он вообще сильно смущался. Я снова подумал о том, что Ефима Петровича угораздило втрескаться в маман. Это прям уже очевидно. Хреново, конечно. Не для меня. И не для Светланочки Сергеевны. Для самого участкового это хреново. В его возрасте безответно влюбиться…Мандец. А то, что безответно, можно даже не сомневаться. Никогда госпожа Милославская не променяет столичную жизнь и положение супруги Аристарха Николаевича на деревенского мента. Не для того она в свое время сбежала из Зеленух. Да и сам папенька, это очевидно, хрен им выпишет вместо романтической истории любви. Развода Светланочке Сергеевне не видать. Даже если она по какой-то причине сойдёт с ума и ответит участковому взаимностью.

— Я только что из Воробьевки. — Продолжил Ефим Петрович свою речь. — Нам людей пришлют, храмом заниматься. Уже и бумага соответсвующая имеется. Но подумал, раз Жорик сделал это неожиданное открытие, о ценности руин, которые мы всерьез не принимали, так надо бы его старшим назначить. Официально. Чтоб контролировал. Образование не совсем профильное, однако, товарищи из области не против. Это, значит, первая новость.

— Ох, етить колотить…Есть ещё? — Матвей Егорыч оживился. Ему явно пришлось по душе, что Зеленухи становятся так популярны. А это значит — приток новых людей, которые с дедом Мотей не знакомы. Соответственно, будет деду, где развернуться с его деятельной натурой.

— Да. О поездке, которую запланировал Николай Николаич. Дадут транспорт. Всё. Точно уже известно. Послезавтра едем в Москву. Вот так вот… — Ефим Петрович развел руками.

— Наверное, это неизбежно… — Сказала вдруг Светланочка Сергеевна.