Боврик до сих пор не мог поверить в то, как ловко у него все получилось. Он размещался в самой высокой и просторной башне Визипиттс-холла, убранной с пышностью и блеском, — точно так, как он сделал бы это сам.

Роскошь обстановки, казалось, обогащала даже воздух в помещении. Он сидел на большой кровати, вплотную примыкавшей к изогнутой стене, под натянутым на четырех столбиках бархатным пологом с золотым шитьем, который ниспадал на пол мягкими складками и заканчивался бахромой. Его окружали пышные оранжевые подушки, а спиной Боврик опирался на тянувшийся вдоль всей кровати меховой валик с кисточками. Шторы из алого бархата с золотой бахромой были снабжены толстыми золотыми шнурами, скрученными наподобие корабельных канатов. Паркетный пол — там, где он был открыт взору, — после многочасового натирания сверкал почти как зеркало, но большая его часть была покрыта медвежьими шкурами с мягкой шерстью. Порой Боврик кидался на эту меховую подстилку и катался по ней в самозабвенном восторге. Или садился в мягкое кресло, завернувшись в меховую накидку из якостара, и терся о нее лицом.

Разумеется, все это он проделывал, предварительно заперев двери.

В результате успеха с шантажом и последующей метаморфозы жизнь его изменилась к лучшему так круто, что он не уставал поздравлять себя с этой удачей. Его план был прост: под личиной экзотического иностранца (северяне Урбс-Умиды обожали все экзотическое) втереться в общество городских богачей и зажить привольной жизнью, о какой он давно мечтал. Он был уверен, что найдет способ пополнить карман, избавив окружающих от лишних ценностей — как мелких, так и покрупнее, — а Бэдлсмайр и Ливланд всегда помогут ему сбыть их благодаря своим связям в «Ловком пальчике». Возможно, удастся уговорить какую-нибудь пожилую и богатую даму вписать его в свое завещание, а то и жениться на ней ради этого…

И только подумать, как ему повезло с самого начала! Его новый гардероб, таинственный акцент и бездонная пропасть обаяния, не говоря уже о приумножающейся коллекции искусственных глаз, открыли ему двери во все дома Северной стороны, где его принимали с распростертыми объятиями. Ведь здесь, как хорошо знал и Гектор, о людях судили по внешности. Особенно увлекались Бовриком дамы, наперебой приглашая его в лучшие гостиные города. Он вносил в них свое неповторимое очарование, а уносил с собой какой-нибудь непременный сувенир — кольцо, безделушку, столовый нож, вилку или ложку, — что-нибудь небольшое, чего не сразу хватятся. Если бы кому-нибудь вздумалось в этот момент потрясти его, он, наверное, зазвенел бы, как рождественский колокольчик.

Но только встреча с леди Мандибл оказалась судьбоносной и направила его жизнь по новому, еще более выгодному пути.

Леди Лисандру Мандибл хорошо знали в Урбс-Умиде. Ее состояние, которое вполне справедливо оценивали как весьма значительное, было нажито невероятно быстро благодаря цепочке последовательных браков с богатыми мужчинами, намного превосходившими ее по возрасту. Она появилась в Урбс-Умиде в тот момент, когда старый лорд Мандибл, хорошо сознававший все недостатки своего сына, подыскивал жену для него, дабы род Мандибл не угас. Лисандра устраивала обоих Мандиблов как нельзя лучше, точно так же как и они ее, и вскоре состоялась свадьба. Гулливер Трупин в это время все еще торговал средством для отращивания волос где-то в глубинке.

Барон Боврик де Ванделен был представлен леди Лисандре на ежегодном Летнем балу Северной стороны. Она много слышала об обаятельном и модном иностранце и рассудила, что было бы интересно и небесполезно привлечь его к подготовке своего Зимнего праздника. К тому же она прекрасно понимала, как крупно досадит всем светским дамам, если заполучит восхитительного барона в свое единоличное распоряжение.