Хрипло, со слезами дыша, она перевернулась и привалилась к стене затылком, но тут же выпрямилась, ощутив, как по лбу скользнуло что-то холодное и металлическое. Подняв руки, Кира стащила с себя нечто, охватывавшее ее лоб. Это была диадема, подаренная ей странной маленькой гостьей. Пальцы Киры сжались на чешуйчатых золотых змеиных телах, она взглянула на яркие радужные камни и со злым возгласом отшвырнула диадему прочь. Так прокатилась между канделябрами с давно прогоревшими и уже остывшими свечами, два раза крутанулась около батареи по стеклянным осколкам и мягко легла на пол, и золото вспыхнуло в солнечных лучах, щедро льющихся в комнату из разбитого окна, за которым криво висела сорванная решетка. Жаркое утреннее солнце впервые наполняло комнату до самого потолка, изгнав прочь извечный полумрак и холод, и теперь она казалась больше и выглядела еще более запущенной. И глядя на золотистые нити паутины на потолке, Кира окончательно поняла, что странного мира за стенами больше не существует, и она сидит в самой обычной квартире. Ушли тени. Ушли стражи. Ушли все события, свершавшиеся в тот или иной лунный день. Она осталась одна. Наедине со своей памятью. Наедине со своей верой, которая будет длиться до тех пор, пока не закончится ее собственная жизнь. И кто-то там, далеко, будет теперь питаться и ее верой тоже.
Вытерев щеку, Кира оглядела комнату. Ее взгляд остановился на брошенной возле стены одежды Стаса, которая уже никогда не понадобится своему хозяину. Встав, она собрала свою разбросанную одежду и кое-как оделась, с трудом попадая ногами в брючины и болезненно щурясь от непривычно яркого света. Подошла к окну, осторожно ступая среди осколков, и резким рывком задернула шторы, потом взглянула на стену, на которой так и остались пятна ее крови. Чуть правее кресла у плинтуса что-то лежало. Подойдя, Кира наклонилась и подняла цветок — бледный призрачный цветок из другого мира, вернувшийся вместе с ней — словно прощальный дар того, кто никогда больше не придет. Лепестки цветка были снежно-холодными, и она спрятала его в ладонях, отчего-то испугавшись, что цветок сейчас растает.
Кира обернулась в сторону коридора. Странно, что до сих пор никто не стучит в дверь, не кричит в окна. Ведь уже утро. Прошла целая ночь — самая огромная и темная ночь в ее жизни. Кира вдруг засмеялась, и смех был тихим, сухим и болезненным.
Она пошла в свою комнату, достала из шкафа сумку и быстро побросала в нее часть вещей. Вернувшись в гостиную, собрала валяющиеся на полу драгоценности в пакет, бросила туда же диадему и свалила все это в сумку, после чего вытащила из шкафа оставшиеся свечи, вставила их в канделябры и зажгла. Подхватила один из канделябров, оглянулась на пластилиновые фигурки на столе и пошла по квартире, совершая последний обход, и всюду за ней оставался огонь. Хилый вначале, он постепенно набирал силу, разрастался, вспыхнула ярким пламенем хрупкая бамбуковая занавесь, огонь полз по паласу среди смятых, вываленных из кладовки старых газет, лизал растрескавшуюся полировку, которая тут же шла пузырями, жадно пожирал тонкие шторы и лохмотья обоев, и плавились, растекались пластилиновые фигурки, шевелясь от жара. Большое вращающееся кресло в гостиной вдруг оделось пламенем, превратившись в пылающий трон, но Кира этого уже не видела. Перекинув ремень сумки через плечо, она открыла дверь, обернулась, глядя на валящие из открытой кладовки густые клубы дыма, после чего со всей силы хлопнула дверью о косяк и вышла в жаркое августовское утро.
Перед подъездом никого не было. На скамейках сидели несколько давно знакомых старушек и в их числе Нина, увлеченно переругивающаяся с Сан Санычем, который сидел за столом и попивал пиво, со снисходительным презрением поглядывая на увлеченных игрой нардистов. У Киры сдавило горло, и она отвернулась, хмуро глядя на идущих по дорожке к подъезду Софью Семеновну с величаво выступающим Лордом и Антонину Павловну, рядом с которой мелко семенила толстуха Буся. |