— Так, Сергей Дмитриевич, — кивнула я и перехватила инициативу. — Также я сообщила вам, что в доме имеются ценные вещи, антикварные предметы мебели, приобретенные еще моим дедом в незапамятные времена, фарфор, что собирала бабушка, совсем немного столового серебра. Ну и остальное, если можно считать это ценностями: телевизор, компьютер…

— Последней модели, с некоторыми усовершенствованиями и модернизацией, — вставил едкое уточнение Марчук.

— Верно, с ними, — кивнула я, не дав себя сбить с мысли. — Ноутбук и различные гаджеты на месте. Все остальные ценности, а с ними документы и важные бумаги я храню в банковской ячейке. Из драгоценностей в доме имеется только авторской работы кольцо белого золота с брильянтами и изумрудами, которое всегда при мне, и мой православный нательный крест. Никаких иных драгоценностей здесь не держу. Ну и, пожалуй, несколько пар моей обуви и штуки три дамских сумочки, весьма немаленькой стоимости, но все это добро в целости и сохранности.

— Да-а-а, — протянул Сергей Дмитриевич, рассматривая меня с особым познавательным интересом. — Странная вы девушка. Загадочная. Ни одного документа в квартире не держите, вон, даже паспорт свой храните в сейфе, в кабинете, — он указал кивком головы на серьезный сейф, из которого я доставала паспорт, когда мы приступили к, так сказать, беседе, — а с собой носите ксерокопию. Откуда такая осторожность?

— Не осторожность, а осмотрительность, — пояснила я. — Меня так дедушка воспитывал.

— Молодец дедушка, — похвалил следователь и неожиданно резко спросил, уставившись на меня цепким взглядом: — Не хотите ни в чем признаться, Кира Андреевна? Поверьте, для вас так будет лучше.

— Нет, Сергей Дмитриевич, — мягко ответила я, улыбнувшись. — Признаваться не хочу. Да и не в чем.

Он помолчал, рассматривая меня с каким-то особым вниманием, что-то там напряженно обдумывая, вздохнул и собрался было задать очередной вопрос, но его перебил вошедший в кухню криминалист:

— Время смерти приблизительно с часу до двух ночи. Точнее скажу после вскрытия.

Сказав это, мужик посмотрел на меня отчего-то веселым взглядом, с большим познавательным интересом, и вдруг хмыкнул, крутнул головой, улыбаясь, и эдак ласково спросил:

— За что ж его так приголубили-то?

— Кто ж знает? — приподняв плечи и разведя руки в стороны жестом неопределенности, в тон ему ответила я. — Не участвовала. Меня тут не было.

— То есть как это не было? — поперхнулся от неожиданности капитан Марчук, чуть не подскочив на месте.

Вся расслабленность, напускная снисходительность и некая жалостливая благость в мой адрес в одно мгновение слетели с него, словно искусственный загар под горячей водой, и он вперился в меня цепким взглядом, спросив с некой осторожностью: — А где вы, Кира Андреевна, находились между часом и двумя ночи?

«Ну что, капитан, — подумала я, даже как-то слегка жалея его, — расслабился ты раньше времени, такой ляп допустил непростительный для сыскаря твоего уровня — не поинтересовался первым делом у подозреваемой, где она находилась этой ночью».

Сглупил. Явно. Бывает.

— В больнице, — как на духу призналась я, глядя на него преданным взглядом наивной Красной Шапочки.

— В какой больнице? — возмутился Сергей Дмитриевич.

— В центральной областной, — проговорила я тем же Шапочкиным тоном.

— А что ж вы раньше не сказали? — Он едва не плакал от досады.