- А-а, - вспомнила Кириллова, - приезжал. И в праздники был, и на следующий день. Ушел, правда, около полудня. Я ему еще рубль дала на обед... Сидел без копейки, а мне что, рубля жаль?

- У вас хорошая память, - поощрил ее Козюренко. - Однако Алексей Балабан утверждает, что и девятого, и десятого мая болел и никуда не выезжал из Городянки.

Кириллова поиграла пальцами на коленях - больше ничем не проявила своих чувств. Что ей до Лёхи, до этого подонка, - иметь столько денег и не поделиться с ней. Она так спрятала бы их, что даже полк милиции никогда не нашел бы...

Злость на Лёху, обманувшего ее, поднялась в ней, и Кириллова твердо сказала:

- Врет Лёха, ей-богу, врет... Да вы дочку мою спросите. Гулял у нас Лёха девятого. Еще пол-литра ему выставила... - Воспоминание о пол-литре, должно быть, больше всего уязвляло ее, потому что повторила: - Да, пол-литра, и он сам ее выдул. Мы же не пьем с дочкой, разве что красного изредка, сладенького.

Козюренко подумал: вот тебе и Балабаново алиби... Ведь заходил к Балабану участковый. Вот балда. Еще тогда могли выйти на Балабана.

Прервал Кириллову:

- Сейчас мы устроим вам очную ставку с Алексеем Балабаном, и вы повторите только что сказанное.

Женщина дернулась, наверно, испугалась, но сразу овладела собой. В конце концов, у нее не было выхода - ведь следователь мог подумать, что деньги и правда принадлежат ей, а это уже была серьезная угроза для нее.

- Конечно, скажу, - кивнула угодливо. - Это правда. Я и подписку дам...

Следователь приказал увести ее в соседнюю комнату. Конвоир привел Балабана. Козюренко сел на стул напротив подследственного, совсем близко, мог дотронуться рукой. Он угостил Балабана сигаретой, спросил его о чем-то, лишь бы спросить, и незаметно сделал знак Шульге. Тот выставил на стол коробку из-под леденцов.

- Вам знакомо это? - неожиданно спросил Балабана.

Тот отшатнулся, выронив сигарету. Глаза его наполнились ужасом.

- Где вы?.. - начал, но, судорожно глотнув воздух, замолчал. Нагнулся за сигаретой, взял, неудобно держа ее двумя пальцами, вид у него был беспомощный.

- Вы выдали себя, Балабан, - сказал Козюренко, - нет смысла выкручиваться. - И, не давая Балабану опомниться, продолжал: - Советую вам рассказать всю правду. Мы и сами знаем многое. Сейчас вы убедитесь в этом. Но у вас еще есть шансы смягчить свою вину...

Такие слова Балабан, наверно, слышал уже не раз, но теперь они прозвучали особенно весомо. Ведь перед Балабаном на столе лежало неопровержимое вещественное доказательство - коробка из-под леденцов. Он уже собирался было рассказать этому проницательному следователю все, что знал, но в последнее мгновение снова заколебался и упрямо покачал головой.

- Ладно, - сказал как-то уж слишком мягко Козюренко, - оставим эту коробку. Не в коробке дело, в конце концов. Назовите фамилию человека, которому вы передали пистолет.

- Не видел я никакого пистолета! Вы не пришьете мне этого дела, начальник! Я же говорил, что был болен!

- Ну что ж, Балабан, тогда мы будем вынуждены провести очную ставку, - предупредил Козюренко. - Пригласите понятых, - приказал Шульге, - и Кириллову.

Понятые сели на стулья около стены. Кириллову следователь посадил напротив Балабана.

Объяснив понятым, в чем заключается их задача, Козюренко обратился к Кирилловой:

- Итак, вы утверждаете, что Балабан десятого мая был у вас? И еще накануне - девятого - пьянствовал в вашем доме?

- Утверждаю, - ответила твердо.

У Балабана от обиды задрожала нижняя губа. Еще немного, и он, казалось, заплачет.

- Врет она... - начал неуверенно.

- Я вру? - взвизгнула Кириллова. - Это ты , падло, обдурил меня! А как пьянствовал девятого, видели даже соседи, они докажут! И утром десятого видели.

Балабан совсем раскис. И чтобы хоть немножко досадить Анне, пробормотал:

- Но ведь она не рассказала вам, начальник, что сбывала краденое.