Подтянув мальчика к себе, отец впился в его в губы долгим, сильным и любящим поцелуем.

— Отец, — умолял я, чуть не плача. — Папа.

Я не помнил, чтобы мои родители когда либо целовались.

Мальчик пододвинулся, прошептал что-то на ухо отцу и украдкой глянул на меня. Отец встал и снял с моего лба компресс.

— Скоро увидимся — сказал он мне.

Я смотрел, как он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.

После того, как он ушел, мальчишка, ворча и дико фыркая, запрыгал по комнате. Присел в углу и помочился.

— Помогите! — закричал я как можно громче, борясь с веревками, надеясь, что кто-нибудь из соседей меня услышит. — Помогите!

Мальчик запрыгнул на кровать и залез на меня. Он близко склонил свое лицо, и я плюнул. Не двигаясь и не вытираясь, мальчишка позволил слюне стечь с кончика носа. Он некоторое время изучал меня, затем тихо прошептал несколько слов на непонятном языке. Раньше я ничего подобного не слышал, но эти слова меня напугали.

Мальчишка поднялся на колени, и я увидел его эрекцию. Он наклонился, чтобы расстегнуть мои штаны.

— Нет — закричал я.

Он засмеялся и сказал что-то еще на своем шепчущем языке. Мальчик приблизил свое лицо к моему, и я почувствовал его зловонное дыхание. Меня затошнило.

Он громко завыл и расстегнул молнию на брюках.

— Развяжи меня. — Я не знал, понимает ли меня мальчишка, но отца он, вроде бы, понимал. — Пожалуйста, развяжи меня, — сказал я максимально спокойным голосом.

Его грязная рука скользнула под резинку моих трусов.

— Я помогу тебе, если смогу двигать руками, — сказал я, сохраняя спокойный голос. — Развяжи меня.

К моему удивлению, мальчик подошел и начал развязывать веревки, обмотанные вокруг ножек кровати. Я лежал неподвижно, позволяя ему развязать сначала один узел, затем другой. Я сгибал пальцы, но не двигался и не говорил ни слова, пока он не развязал мне ноги. Затем я сильно ударил мальчишку в грудь, скинув его с кровати. Я вскочил, схватил его за голову и ударил ей об стену, оставив пятно бледной крови.

— Что там происходит? — спросил мой отец с другой стороны двери. — Любовь моя, с тобой все хорошо?

Я выпрыгнул в окно. Порезался об стекло, но, в какой-то степени, массивные шторы защитили меня. Мне было все равно, даже если бы меня раскроило на ленты. Я покатился по траве и вскочил, руки и голова кровоточили от десятков крошечных порезов. Я побежал через улицу к дому мистера Мерфи. Не постучав, распахнул незапертую дверь.

Гостиная Мистера Мерфи была уничтожена, стулья и столы повалены, диван разорван.

Среди поломанной мебели на четвереньках ползал одичавший голый мальчик покрытый грязью.

Мистер Мерфи стоял в коридоре, абсолютно голый. Я побежал к миссис Грант, которая жила по соседству, но ее жилье тоже было уничтожено грязным мальчишкой, ползающим по разорванному ковру.

Из нашего квартала я побежал на бульвар Лэйквуд и не останавливался, пока не добрался до телефона. Дрожащими руками, я порылся в карманах, пытаясь найти немного мелочи. Брюки все еще были расстегнуты. Найдя четвертак, я бросил его в щель для монет.

Но кому я позвоню?

Я постоял там какое-то время. Понятно, что полиция мне не поверит. Они посчитают мою историю розыгрышем, особенно если отследят звонок из общественного телефона. Никого из друзей отца за пределами нашего района я не знал. Друзей в Лос-Анджелесе у меня не осталось. Никто другой мне не поверит, потому что я выгляжу кошмарно: все подумают, что я сошел с ума.

И все мои чемоданы остались в доме отца.

Забрав деньги из лотка для возврата монет, я направился по улице к остановке, где сел на автобус до мотеля.