Рымжанов немного отдохнул, выпил воды из речки. Он чувствовал, как метаболизм чудовищной скорости и эффективности превращает его тело в громадного монстра, как наливаются силой стальные мышцы, как обостряются слух, обоняние, зрение. Теперь, когда чувствительность глаз выросла во много раз, тоннель уже не казался черным провалом, а светился всеми оттенками радуги. Свет, пробивавшийся из канализационных люков и решеток ливневки, от чахлых лампочек высоко под сводчатым потолком, соединенных провисшими проводами, от невиданных фосфоресцирующих мелких тварей, суетящихся в гнилой воде, расцветил старинные кирпичные стены и мутную воду неровными пестрыми бликами.

Тихо, не издавая ни звука, даже не выдавая себя дыханием, Тимур ринулся вперед, туда, где скрывалась Эльза, вернее, морф, который совсем недавно был Эльзой. Он чувствовал ее дыхание, ее мускусный запах, слышал шелест чешуек на ее спине. Тимур несся по тоннелю, проскальзывая иногда на поворотах когтями по липким кирпичам. Он чувствовал, что догоняет, что цель близка. В какой-то момент пришлось свернуть с главного тоннеля налево, перескочив узкое русло, — след вел в боковое ответвление, узкое и мрачное. Там Тимур и нашел чудовище, которое преследовал. Эльза сидела в глухом тупике на груде истерзанных тел. Это было похоже на кладбище монстров. Разорванные неведомой силой туши лежали горой и источали смрад. Обессиленный морф сидел у этой зловонной кучи и тяжело дышал. Потом, бросив полный боли взгляд на Тимура, Эльза легла на камень и закрыла глаза. Тоскливый, безнадежный вой пронесся под сводами подземной реки, отражаясь эхом и возвращаясь назад искаженным, дрожащим стоном. Эльза выдохнула последний раз и затихла.

— Садитесь, поговорим, — буркнул Лазненко, даже не встав навстречу группе «Табигон», входящей в его кабинет.

По сухому голосу, отсутствию улыбки на лице было понятно, что он вне себя от возмущения.

— Давайте по порядку, докладывайте о проведенной вами операции. Малахов первый, — приказал Лазненко.

— Не было никакой операции, была рутинная работа, — с легким нажимом на слово «рутинная» ответил Вадим. — При наблюдении за объектом возникла непредвиденная ситуация, нам пришлось оперативно…

— Вадим, ну ты что, думаешь, я не знаю, что случилось? — перебил его Лазненко. — Вот ты мне только скажи, с каких пор у нас можно открывать стрельбу у самого Кремля?

— Но… — беспомощно попытался возразить Малахов.

— Никаких «но»! Вы в мое отсутствие совсем распоясались! — Николай Петрович перешел на крик. — Я вынужден заниматься какой-то хренью, организовывать строительные работы по восстановлению Центра, а они устроили полевые испытания транспортного средства. Да еще где! Скажите спасибо, что президент у нас адекватный. Свалили все на съемки боевика, пока пресса не раскопала. А вот это что, скажите?

Лазненко в сердцах бросил на стол глянцевый журнал с заголовком на полстраницы: «Конь-людоед терроризирует московские рестораны!»

— Но ведь я в морфированном состоянии на коня никак не похож! — не выдержал Тимур.

— Зато мы все теперь походим на ослов! И в первую очередь я. С каких пор совершенно закрытая от посторонних глаз работа нашего Центра освещается на первых полосах бульварных газетенок? И еще, почему Байкалов не был предупрежден о вашем рейде? Вы что, хотите, чтобы он обиделся? Вы что, считаете, что состав группы определяете целиком вы? — Лазненко посмотрел на Вадима. — Вы понимаете, что свидетель, которого вы с таким шумом взяли, может, был бы жив? Привыкайте полагаться не только на свой опыт.