Изменить размер шрифта - +
Заартачились. И велел наш господинчик одного мужика по горящим угольям от кострища большого поводить для острастки. Дабы иные в согласие с ним пришли.

– Дикость какая-то, господа, – произнес Иванцов, поморщившись.

– Ты, Иван Иванович, еще не все знаешь на что наши дикие баре-рабовладельцы способны. Поводили ближние холопы мужика по углям и ноги у того погорели. Девку в свой дом Тютчев забрал, а отца её не велел даже до дому донести. Сказал, пусть сам ползет ежели сможет, а не сможет – пусть сдохнет, как собака шелудивая. Он приполз в избу свою и выжил. Но от того ноги мужика стали гнить, как в доносе сказано, и вскоре он помер. В деревне мужики хотели барина на вилы поднять и дом его спалить, значит, но прибыла команда солдатская и бунт был подавлен.

– А что расследование по мужицкой жалобе? – спросил Иванцов.

– Да какое расследование. Тютчева признали невиновным и дело прекратили. Кто при матушке-государыне Елизавете Петровне дворянина посмел бы осудить по навету холопа? И вот вопрос у меня, с чего такому человеку заботится о крепостных госпожи Салтыковой? Не похож Тютчев на народного заступника.

– Не похож, – согласился князь Цицианов. – Но хитрая рожа капитана Тютчева мне никогда не нравилась, Степан Елисеевич.

– А у нас он свидетелем проходит по делу. Покушение, дескать на него готовилось. И за то Тютчев наверняка получил взятку от Гусева. И Мишку трактирного завсегдатая, коего Иван Иванович, нам нашел, по приказу Гусева жизни лишили. Донес кто-то, что Мишка много знает и все.

– Но кто мог донести? – спросил Иванцов. – Я с Мишкой в своем экипаже говорил, а затем мы вот здесь с него допрос снимали.

– Дак мы Мишку у самого Гусева спрятать захотели. Запамятовал что ли? Ценный свидетель как было сказано тогда Лариону Даниловичу. Вот он и приказал его упокоить навеки вечные. И концы в воду.

– Да, но всё это лишь слова, Степан Елисеевич. Слова и не более. Как доказать сие? Вот ежели бы Тютчев показания дал, что его Гусев подкупил. Тогда дело иное.

– Не даст! – произнес Соколов. – С чего ему их давать? Мы его все одно ничем прижать не сможем. Но и то хорошо, что догадались обо всем и знаем кому веры давать не надобно. Что у тебя Иван Иванович? Как прошел визит к Сабурову?

– Все получилось отлично, Степан Елисеевич. Спросил я его совета как нам поступить с салтыковским делом, как вы говорили. Он посоветовал его побыстрее закрыть и все бумаги по нему в Петербург передать. И еще я его попросил мне из архива несколько бумаг передать. Он на то согласился, но токмо условие поставил – ему те бумаги наперед просмотреть дать. Я это сделал и наше письмо среди тех бумаг подбросил.

– А он?

– Аж побелел весь, когда увидел его. Но я так дело повел, что получается мы ничего про это письмо не знаем. Весьма важный документ для Сабурова оказался. И получается что они сами, те кто стоят за спиной Сабурова и за спиной Гусева ищут бумаги в архиве Салтыковой. Они для них дороже золота и каменьев самоцветных!

Соколов сказал:

– Верно, Иван Иванович! Это и есть то самое, ради чего они Салтыкову хотят в острог закатать. То ради чего они слухи про неё по Москве пускали. И если сие не клад салтыковский, то что? Некий политический документ весьма и весьма важный?

– А не поговорить ли нам с самой госпожой Салтыковой, господа? – предложил Иванцов.

– Али ты её упрямства еще не понял, Иван Иванович? Вот так она тебе все сразу же и выложит.

– Но мы можем ей сказать, что знаем про её участие в политическом заговоре.

– А она тебя пошлет подалее и будет права. Где свидетели и где свидетельства? То письмо, что ты передал Сабурову? Дак там точно ни о чем не сказано.

– Но мы можем сообщить ей, что наше расследование привело к тому, что мы сможем доказать, что она невиновна.

Быстрый переход