— Другая половина комнаты, — сказала она, — уже по ту сторону, в обители.

Она потянула марлевый экран за деревянную рамку, и тот отворился, словно дверца, оставляя за собой окошко, забранное металлическими прутьями с зазором дюймов в девять. С внутренней стороны к решетке вплотную прилегал второй марлевый экран, скрывавший другую половину комнаты.

— Вот видите, — сказала миссис Марк, — монахиня с той стороны отворяет экран, и можно через решетку разговаривать с ней.

Она вновь закрыла экран. Доре все это показалось невообразимо жутким.

— А вам не хотелось бы побеседовать с кем-нибудь из монахинь? — спросила миссис Марк. — Только настоятельница наверняка очень занята. Джеймс с Майклом и то видят ее лишь от случая к случаю. Но матушка Клер, уверена, будет рада повидать вас и поговорить.

От тревоги и негодования у Доры теснило грудь.

— Не думаю, что мне есть о чем говорить с монахинями, — сказала она, стараясь, чтобы в голосе не проскользнули агрессивные нотки.

— Ну, как знаете, — сказала миссис Марк. — Думаю, вам было бы полезно переговорить с ними. Монахини — народ мудрый, вы были бы поражены, как хорошо осведомлены они о мирских делах. Их не удивишь. Люди частенько приходят сюда — излить душу, избавиться от скверны.

— У меня нет проблем, которые мне хотелось бы обсуждать, — отрезала Дора.

Разговор на эту тему настроил ее враждебно: да уж лучше муки ада, чем дозволить монашке копаться в твоей душе. Они вышли в коридор.

— И все-таки подумайте, — сказала миссис Марк. — Может, с этой мыслью просто надо свыкнуться. А теперь зайдем к Полу. Он работает в последней приемной.

Миссис Марк постучалась и отворила дверь в комнату, похожую на первую, только в ней стоял еще большой стол, за которым работал Пол. Марлевый экран был закрыт.

Пол с Дорой обрадовались встрече. Пол так и сиял, глядя на жену из-за стола. Когда она заставала его за работой, он просто не помнил себя от радости, и Дору эта ребячливость умиляла. Ей приятно было видеть его погруженным в работу, она вмиг ощутила прилив гордости за него, вновь подпадая под очарование этого блистательного человека, столь превосходящего во всем и Марка Стрэффорда, и всех прочих здешних мрачных личностей. Дорина способность забывать и жить сегодняшним днем, которая чаще всего приводила к печальным последствиям, делала ее склонной к безотчетным порывам душевной щедрости. Она была начисто лишена памяти и оттого великодушна. И уж тем более она не была ни злопамятной, ни мстительной. Как только она вошла в комнату, она начисто забыла обо всех прошлых ссорах.

— Вот над этими рукописями я и работаю. — Пол говорил очень тихо. — Они очень ценные, и мне не разрешают выносить их отсюда. — Он перегнулся через стол и раскрыл несколько больших фолиантов в кожаных переплетах — так, чтобы Дора могла видеть густо и ярко изукрашенные страницы. — Это ранние хроники обители. Уникальные в своем роде. Вот так называемый картулярий — свод уставных правил и разного рода официальных документов. А вот знаменитая «Имберская псалтырь». Ты только глянь на эти замысловатые буквицы и бегущих по полям страниц животных! А так выглядел монастырь в 1400 году…

Дора увидела комплекс замковых зданий на фоне буйно зеленеющих деревьев и синего неба.

— Как-то не верится, что он был таким белоснежным. Это больше походит на Италию. Неужто все эти золотые штуки сохранились? Ой, а вот и старая башня.

— Шш! — зашептал Пол. — Да, это та самая башня. Изображение, конечно, весьма условное. Вот епископ, который основал обитель, он держит в руках макет монастыря.