В зеленой дымке искореженных войной садов на окраине прикарпатского села замелькали всадники. Безусый офицер в лихо заломленной кубанке, с сияющими на солнце новенькими погонами придержал коня: он, командир конных разведчиков, должен чуять врага за километр. В селе могли окопаться фашисты окруженцы или оуновцы, беспощадные не только к чужим, но и к своим землякам. Командиру не раз доставалось от начальства за лихачество: «Зачем тебе золотые погоны? На радость снайперу?» Да еще никак не могли простить отчаянному парню кубанку – не по уставу. Но кубанка – это святое, фронтовой шик. Правда, летом в ней жарко, пот заливает глаза, а зимой уши отмерзают. И все же расставаться с этим казацким головным убором никто не хотел. Вот и за кудрявый чуб – в пехоте то! – перестали уже ему выговаривать. Осмотрев в бинокль местность, Алексей, так звали командира, пришпорил коня. Вокруг – полуразрушенные хаты, село будто вымерло, но кто знает, что таится за этой настороженностью. Может, разведчиков давно держат на мушке?

Пролетев село, отряд рысью понесся через поле к синевшему вдали лесу. К опушке пробирались по дну заболоченного оврага. Алексей вглядывался в бинокль – пока ничего подозрительного не наблюдалось, и все же он выслал вперед пятерых бойцов. Оказалось, что немцы заняли оборону на берегу реки. «Доверяй, но проверяй. Разведчик – что охотник, и сбрехнуть может», – решил Алексей, направляясь в чащу. Пятеро бойцов двинулись за ним. Остальным приказано было оставаться на месте. В лесу сумрачно, тянет сыростью. Кони неслышно ступают по мшанику.

Прошелестев в листве, мягко упала в мох немецкая граната колотушка. Взрыв выбил Алексея из седла, и в тот же миг его накрыла мокрая конская туша. Пули свистели над головой, осыпая хвою. Алексей выхватил парабеллум. В ельнике замелькало, затрещали автоматы. Услышав выстрелы, отряд бросился на помощь и, спешившись, сразу ввязался в бой. «Молодцы, успели, а то худо бы нам пришлось – вшестером биться с такой ордой», – мысленно похвалил своих орлов командир. Внезапно наступила тишина, и только сосновые иголки плавно опускались на землю, укрывая тела убитых.

– Фашисты, товарищ лейтенант, а с ними вроде гражданские, кто и в одном исподнем, но все с немецкими автоматами. Документов у них нет, – доложил боец.

– Бандеровец, точно, я уже повидал их, – уточнил его товарищ. – Сами зверствуют и население заставляют вредить нам. Недавно, когда стояли на отдыхе, один солдат купил на базаре водку, а в ней карбид разведен. Ослеп. Сколь немцев положил, а погиб от рук этих сволочей, «благодарных» за освобождение от немцев.

– У нас потери есть? – оглядывал Алексей свое войско, морщась от боли: здорово долбанула его копытом лошадь, бившаяся в агонии.

– Есть, – расступились бойцы.

Среди погибших увидел Алексей своего закадычного дружка Сашку, скрючившегося под хвойным «покрывалом». Полкового «Васю Теркина», за всю войну не получившего даже царапины. Наступление пережил, а тут…

Докладывая командиру о проведенной операции, Алексей невольно морщился, боясь наступить на пострадавшую от лошадиного копыта ногу, с усмешкой вспоминая далекое школьное: «И примешь ты смерть от коня своего». Ну прямо про него. Командир, конечно, заметил. Пришлось сознаться.

– Ничего, мы тебе пока поручим «легкое» задание – будешь комендантом Станислава, которому не дают покоя оуновцы, терзая израненный городок.