Тот же случай — интеллектуальное понимание против утробных чувств.
Но нельзя сомневаться — если бы мы приняли всерьез возможность захвата колонии террористами, если бы аль-Хашими сообщил нам все, что знал, мы могли бы избежать многих смертей.
Многих смертей.
Зал выгрузки пассажиров больше не заполняли толпы народа. Красный ковер и бархатные канаты убрали. В противоположном конце зала торчали у стоек двое слегка скучающих таможенников среднего возраста, ожидающих когда трое пассажиров корабля пройдут через шлюз.
Маленький обеспокоенный на вид лысоватый человечек бесконечно сновал от таможенных стоек к шлюзовому люку. Он пробыл тут почти двадцать минут, дожидаясь, пока человек извергнет свою единственную важную пассажирку — дочь шейха.
Наконец шлюзовый люк распахнулся, и из него вышел причальный техник со странным выражением на лице. Он стоял в своем замызганном, чернорабочем комбинезоне, когда коренастый, напряженный на вид бородатый араб прошел через люк и занял место рядом с ним.
Лысый почувствовал озадаченность. Причальным техникам полагалось стоять снаружи, на причалах, а не здесь, где проходили пассажиры.
Тут через открытый люк степенно прошла молодая прекрасная женщина. Но она была странно одета для дочери шейха — в застегнутый на молнии комбинезон цвета пустыни, точно такой же, как у мрачного на вид араба. Комбинезон этот выглядел по меньшей мере на размер великоватым для нее. Она закатала штанины, и встречавший видел, что она носила мягкие кожаные сапоги, отлично подходящие для туристских походов. Бедра ее окружал прочный матерчатый ремень, а на плече висела большая черная дорожная сумка.
Сбитый с толку лысый переводил взгляд с араба на женщину. Почему они так одинаково оделись?
Но, несмотря на ее странный наряд, дочь шейха ни с кем нельзя было перепутать. Длинные черные волосы, высоко поднятый подбородок, властность аль-Хашими.
— Принцесса Бхаджат! — лысый поклонился, а затем поспешил объяснить: — Ваш отец, шейх, попросил меня принять вас, так как он не в состоянии покинуть проходящую сейчас политическую конференцию и встретить вас сам, но он проинструктировал меня…
Бхаджат, не обращая внимания, прошла мимо него к таможенным стойкам. За ней следовали еще трое смуглых молодых людей.
Двое таможенных инспекторов вытянулись во весь рост. Инспектор постарше попытался втянуть толстый живот и улыбнулся Бхаджат, когда та положила на стойку перед ним свою дорожную сумку.
— Предъявите, пожалуйста, удостоверение, — попросил он как можно любезнее. Его напарник за другой стойкой начал было спрашивать то же самое — и куда менее любезней — у добравшегося до него первым прыщавым юнцом.
Бхаджат обвела взглядом приемный зал и таможенные стойки.
— Здесь больше никого нет? — спросила она.
— Я пытался вам объяснить, — сказал ей лысый, — что все связаны идущей уже второй день политической конференцией, и не могли организовать вам подобающего приема.
Взмахом руки Бхаджат велела ему помолчать. А таможеннику сказала:
— Мое удостоверение в сумке. — И принялась расстегивать молнию на черной дорожной сумке.
Улыбка таможенника расширилась. «Интересно, какая одежда у нее там, оскорбится ли она, если я обыщу сумку вручную, вместо пропускания ее через рентген?»
Вместо документов Бхаджат вытащила из сумки плоский черный пистолетик. Тот отлично подходил к ее руке. Таможенник внезапно увидел уставившееся на него смертельное дуло.
Он так и ахнул.
— Ни слова, — предупредила тихим и приятным голосом Бхаджат. Теперь уж улыбалась она. — Идемте с нами.
Один из молодых людей перемахнул через стойку и безошибочно нашел кнопки, выключавшие работавшие в зале выгрузки телекамеры. |