Изменить размер шрифта - +
Здесь нет ничего хорошего.

 

– Есть, – серьезно возразил Горн. – Озеро. И мой дом там.

 

Она даже остановилась.

 

– Дом? Там жили пять лет назад, но все выгорело.

 

– Эстер, – сказал Горн, – теперь вы видите, что и я умею работать. Я создал его в шесть дней, как бог – небо и землю.

 

Они вышли за изгородь, напутствуемые оглушительным хрюканьем, и шли рядом, погружая ноги в горячий красноватый песок. Эстер засмеялась медленным, как и ее голос, смехом.

 

– Горожане любят шутить.

 

– Нет, я не вру. – Горн повернул голову и коротко посмотрел в яркое лицо девушки. – Да, я буду здесь жить. Без дела.

 

Он видел ее полураскрытый от уважения рот, удивленные глаза и чувствовал, что ему не скучно. Наступило молчание.

 

Клуб пыли, сверкающий босыми пятками и бронзовым телом, мчался наперерез. Горн задержал шаги. Пыль улеглась; что-то невообразимо грязное и изодранное топталось перед ним, размахивая длинными, как у обезьяны, руками. Эти странные телодвижения сопровождались сиплыми выкриками и вздохами, похожими на рыдания.

 

– Бекеко, – сказала девушка. – Не бойтесь, это Бекеко. Он дурачок, смирный парень… Бекеко, ты что?

 

Разбухшая, с плешинами, голова тыкалась в юбку девушки. Бекеко радовался, по временам прекращая свои ласки и прилипая к Горну неподвижными белесоватыми глазами. Он был противен и возбуждал холодное сожаление. Горн отошел к изгороди.

 

– Бекеко, иди домой, тварь! – вскричала Эстер, заметив, что дурак старается ущипнуть ее руку.

 

Идиот выпрямился, смеясь и повизгивая, как собака.

 

– Эстер, – сказал он, не переставая топтаться, – я хочу набрать много полосатых юбок и все принесу тебе. У меня все колет за щекой!

 

Эстер сделала испуганное лицо.

 

– Огонь! – вскричала она. – Бекеко, огонь!

 

Впечатление этих слов было убийственно. Скорчившись, Бекеко упал, охватив голову руками и вздрагивая. Спина его тяжело вздымалась и опускалась.

 

– Зачем это? – спросил Горн, рассматривая упавшего.

 

– Так, – сказала Эстер. – С ним нельзя. Он привяжется, как собака, и будет ходить за вами, пока не скажешь одно слово: «огонь». Его кормил брат, но как-то сгорел, пьяный. Дурак боится огня больше побоев. Я вижу его редко, он больше слоняется по болотам и ест неизвестно что.

 

Горн закурил трубку.

 

– Я знал, что вы существуете, – сказал он, вдавливая пепел, – раньше, чем вы пришли.

 

Девушка блеснула улыбкой.

 

– От Гупи, – протянула она. – Он говорит: это кружительница голов.

 

– Да, – повторил Горн, – вы – кружительница голов.

 

Он снова посмотрел на нее: ни тени смущения. Лицо ее не выражало ни кокетства, ни благодарности, и он сам испытал некоторое замешательство, затянувшись табаком глубже, чем обыкновенно.

 

– Я живу там, – сказала девушка, показывая налево, – где желтая крыша. Отец любит гостей. Вам куда?

 

– Кофе, табак и порох, – сказал Горн, загибая три пальца. – Я иду к ним.

 

– К Сабо, – поправила девушка. – У вас штуцер?

 

– Да.

 

Эстер кивнула глазами.

 

– У меня карабин, – сказала она.

Быстрый переход