Мама тронула губами макушку Кирилла:

- Спасибо, Кирик. Ложись, спи. Я еще посижу чуточку и тоже…

Но Кирилл вдруг понял, что не хочет спать.

- Мама, я такой голодный почему-то. Я чего-нибудь пожую?.. Ты не ходи, я сам.

На кухне он отрезал кусок от батона, отыскал в холодильнике банку с зеленым горошком. Насыпал горох на хлеб и вернулся в мамину комнату. Мама сидела у Антошкиной кровати.

- Ты чего не ложишься? - спросил Кирилл.

- Подожду немного. Вдруг он опять проснется.

- Я ему проснусь! - сказал Кирилл. Забрался с ногами на мамину постель и стал жевать, подбирая с одеяла упавшие горошины. Мама смотрела на него с непонятной улыбкой: то ли печальной, то ли, наоборот, - счастливой.

- Ох и худой же ты стал! И коричневый. Как индийский йог.

Кирилл сказал с набитым ртом:

- Непохоже. У индусов волосы черные, а у меня…

Мама села рядом и запустила ему в волосы теплые тонкие пальцы.

- А у тебя косматые. Когда подстрижешься?

- Лучше ты сама подровняй, а то в парикмахерской оболванят, как репку. У них со школой тайный сговор… Буду опять лопухастыми ушами махать.

Мама засмеялась:

- Ну, сколько лет подряд можно вбивать себе в голову эту чепуху? У тебя нормальные уши, даже симпатичные.

- У слонов тоже симпатичные.

Мама обняла Кирилла за плечи, качнула туда-сюда (он опять просыпал несколько горошин) и вздохнула:

- Ох, в самом деле, до чего же костлявый…

- Зато закаленный, - заметил Кирилл.

- Тьфу, тьфу, тьфу, - торопливо сказала мама. - Не говори зря.

Она была немного суеверна. Видимо, все мамы немножко суеверны, когда дело касается сыновей.

- Ничего не «тьфу», - возразил Кирилл. - Ты летом переживала, а я даже ни разу не чихнул.

Все лето Кирилл проходил в майке, шортах и босиком. Только если шел в кино или библиотеку, надевал рубашку и сандалеты. Но это случалось не чаще одного раза в неделю. Дед сказал в конце весны, что в парусном деле нужны закаленные люди, и Кирилл закалялся добросовестно.

Мама сначала боялась. Говорила, что во всем надо знать меру, иначе можно и посреди теплого лета схватить воспаление легких. Вспоминала, как болел Кирилл два года назад. Кроме того, она утверждала, что ходить всюду босиком неприлично. На это Кирилл ответил однажды, что половина людей на Земле всю жизнь ходит босиком.

- Где это?

- В Индии, в Африке, на островах всяких… Если посчитать, знаешь сколько наберется!

- Но это же в тропиках!

- А здесь чем не тропики?

Лето выдалось сухое и жаркое. Ветер иногда приносил тонкий дым, который пощипывал глаза. Солнце делалось неярким и круглым - без лучей. Это горели где-то леса и торф.

В те дни, когда не было дымки, солнце палило, как в Аравийской пустыне. К середине июня с плеч у Кирилла слезли три слоя сгоревшей кожи, и наконец загар стал прочным, как броня. Волосы выгорели добела. Самому Кириллу иногда казалось, что у него даже кости прокалены солнцем…

Мама наконец махнула рукой. У нее хватало забот с Антошкой, который родился в конце мая.

- Дед говорит, что я похож на негатив, - сказал Кирилл. - Волосы бесцветные, шкура темная. Хоть печатай наоборот.

- Почему вы зовете его Дедом? - спросила мама. - Дед да Дед, только и слышишь. Неужели он не обижается? Ему же двадцать четыре года.

- А чего ему обижаться? Он привык. Это из-за Митьки.

- Из-за какого Митьки?

- Ну, помнишь, прибегал такой курчавый? Это его внук.

- Какой внук? Бог с тобой…

Кирилл засмеялся:

- Да правда внук, только двоюродный.