| 
                                     Прямо не картина, а фотография.
 Сколько раз во время скучных проповедей Мария смотрела на эту картину, но никогда раньше за все те годы, что она ходила в католическую церковь Святого Себастьяна, ей и в голову не приходило подумать о замученном святом как об объекте восхищения. Но сейчас, после взбудоражившего ее сна, Мария не могла не увидеть эротизма картины. Было что-то в мускулах его бедер, что привлекало ее, что-то дерзкое, почти вызывающее в набедренной повязке, что-то новое в том, как изгибался он в своих страданиях, что заставило Марию закусить верхнюю губу. Лицезрение святого напомнило ей о загадочной кульминации ее сна, о том, каким сладостным было то ощущение. Случится ли это с ней еще раз, думала она. Это также напомнило ей о том, что она, возможно, больше не является образцом добродетели и безгрешности. 
Когда из ризницы появились отец Криспин и мальчики-служки, прихожане встали. Мария, встав вместе со всеми, зажала между пальцами бусину четок и попросила Всевышнего простить ее за бесстыдный сон и очистить от греховных мыслей, чтобы она могла с чистой совестью и душой принять Святое причастие. 
Запах, исходящий от приправленной всяческими специями курицы, смешивался с пьянящим ароматом суфле из зеленого перца чили. По субботам Люссиль Мак-Фарленд посещала кулинарные курсы, в результате чего каждый воскресный ужин изобиловал всевозможными экзотическими блюдами, источающими восхитительные запахи. Сегодняшний пасхальный ужин не был исключением. Люссиль с дочерьми потратили весь день, чтобы приготовить поистине королевское угощение. Эми терла сыр и нарезала кубиками перец. Мария старательно отделяла яичные желтки от белков, смазывала маслом блюдо и крошила свежий укроп. В результате ужин больше походил не на пасхальный, а на рождественский: в каждой накрытой тарелке лежало по сюрпризу — подарку, который дарил наслаждение. Воскресные ужины в доме Мак-Фарлендов были временем, когда вся семья собиралась вместе. 
— Фу! — произнесла двенадцатилетняя Эми, скорчив рожицу, — терпеть не могу курицу. 
— Молчи и ешь, — сказал Тед, — быстрее вырастешь. 
Эми болтала ногами так, что ее тело раскачивалось взад-вперед. 
— Знаете что? Сестра Агата вегетарианка. Можете в это поверить? Она ходит в магазин здоровой еды! 
Тед улыбнулся. 
— Ну, по крайней мере ей не нужно думать о том, в какой из дней нельзя есть мяса. Ешь свою курицу. 
Эми ткнула вилкой в тарелку, подцепила суфле и положила его себе в рот. 
— Слушай, Мария, — сказала она, — ты слышала новую шутку про заводных кукол? 
Мария вздохнула. 
— Какую? 
— Про новую куклу «президент Кеннеди». Ты ее заводишь, и ее брат идет вперед! 
Эми запрокинула голову и разразилась заливистым смехом, не замечая вежливой улыбки отца и приподнятой брови матери. Мария, занятая своими собственными мыслями, сидела, подперев голову рукой и уставясь в тарелку. 
— А как вам новая кукла Хелен Келлер? — продолжала Эми. 
— Довольно, юная леди, — не выдержала Люссиль, — не знаю, где ты набралась этих шуточек, они отвратительны. 
— Ой, мам, да все ребята в школе рассказывают их! 
Покачав головой, Люссиль пробормотала что-то вроде «ох уж эти общественные школы» и потянулась к суфле. 
— Ты ее заводишь, и она идет прямо лбом в стену! 
— Довольно! — стукнув ладонью о стол, рявкнула Люссиль. — Не понимаю, что забавного в том, чтобы насмехаться над нашим президентом и бедной женщиной… 
— Люссиль, — спокойно произнес Тед, — у двенадцатилетних весьма оригинальное чувство юмора. Школа здесь совершенно ни при чем.                                                                      |