Илья Иванович густо присыпал табаком ладони Аслана. Заставил присесть у костра. Спиной к огню. Кровь вскоре перестала сочиться. Прошла и боль. Илья Иванович, оглядев руки парня, посоветовал к врачу обратиться. Но Аслан заупрямился:

— Э-э, нет, по больничному зачеты не пойдут. А мне они позарез нужны, чтоб скорее отсюда. Я домой хочу.

— Дурак ты, что ли? Да как работать будешь с такими руками?

И вечером, в зоне, сам привел к Аслану врача. Тот дал мазь, велел парить руки в чистотеле, который заваривал для Аслана старенький санитар из зэков. И как ни упирался, освободили его от работы на целую неделю.

Воры в бараке посмеивались над Асланом солоно, грязно. И видя беспомощность человека, даже окривевший на один глаз после драки с Асланом бугор барака осмелел. Сказал, что продешевил Аслан в торге с администрацией: за собственную шкуру — всего неделя отдыха. Вот тогда и вскипел парень. Такого рода насмешек не принято было прощать. Уважающий себя зэк обязан был драться.

Встал Аслан со шконки. Глаза кровью налились. Кулаки в гири сцепил. Двинулся на Слона буром.

— Мужики, да вы что духаритесь? Ну, пошутили, побазарили, что хвосты поднимать. Хотите, я чифиру надыбаю? — вякал сявка Слона откуда-то из угла.

Слон встал на проходе в стойке боксера. Кулаками играл. Больше всего решил беречь личность и голову. И драться до конца.

Он сделал выпад левой, воткнув кулак под ребро. Второй удар, в голову, не успел довести. Аслан, опередив, поддел его в солнечное сплетение. Вторым — в переносицу угодил. Ждал, когда встанет рухнувший Слон. Но тот не спешил. Вытирал кровавые сгустки. И внезапно вскочил. Рост и реакция на опасность выручили Аслана: едва отшатнулся. Лезвие бритвы рассекло воздух у самого горла. Перехватив еще находившуюся в движении руку, заломил ее так, что бритва выпала из разжатых пальцев. Самого Слона под себя подмял. Упавшую бритву за голенище сапога сунул.

— Так, сволочь? Ну, держись! — схватил горло в тиски. Глаза Слона из орбит полезли круглыми серыми шариками. Тело задергалось, забилось об пол в конвульсиях.

— Приморит бугра, — охнул сявка тихо. Фартовые столпились в проходе.

— На бугра хвост поднял, пацан, замокрить пора падлу, — процедил плешивый стопорила.

— Сами разберутся. Слон облажался. Зачем железку взял? Не чисто так, не честно, — проскрипел с нар медвежатник.

— Этак всякая мразь вздумает на фартовых отрываться. А ну, законные, трамбуй его! — кинулся на Аслана мокрушник сверху и тут же влетел под нары с воем, держась за выбитую челюсть.

— Ох и ни хрена себе! — удивился тихушник в углу внезапному удару Аслана. А тот вскочил на ноги, наступил сапогом на горло Слона.

— Хоть одна падла сунется, я его вмиг в жмуры оформлю! — предупредил воров. Те вмиг отступили.

— Ну, погоношились и крышка! Я вам не кент. Теперь я вывожу Слона из бугров. Не согласны? Размажу его при вас!

— Чего хочешь? Ботай! — подал голос стопорила.

— Завтра, падлы, все на пахоту! На трассу! Вместе со всеми! Усекли?

— А хрен тебе на рыло, чтоб мягче было! Где ты видел законников, вкалывающих в зоне? — свесился с нар мокрушник и разразился отборным матом.

Аслан подскочил к нему, тот спрыгнул с нар, приняв вызов. Через секунды, оба в крови, осыпали друг друга жуткими ударами. Аслан уже стал сдавать. Но повезло, мокрушник поскользнулся. Парень, дернув его снизу за ноги, грохнул с размаху затылком на цементный пол. Мокрушник затих, до ночи не подавал голоса.

— Вы не лучше нас. Хватит обдирать мужиков. А чтоб меньше скалились, сучье вымя, завтра, кто не пойдет на пахоту с нами, того в жмуры отправлю.