— Слухай сюда, олух! Ты кто такой есть, чтоб тут права качать? Иль тыква твоя на плечах плохо сидит, что ты нам, фартовым, мозги сушишь! А ну, вон его из хазы! Чтоб духу тут не было! — крикнул медвежатник.

Фартовые с криком, с бранью бросились на Аслана. Избитого, подранного, вышвырнули из барака вместе с его барахлом и постелью. И пришлось Аслану среди ночи искать себе пристанище. Хорошо, что не спросив ни о чем, приютила Аслана своя бригада, потеснившаяся на парах.

Когда утром он вместе со всеми вышел на построение, Кила лишь головой покачал и сказал зло:

— Долечиться человеку не дали, ворюги треклятые.

В этот день кто-то обронил ненароком, что фартовые под Новый год начисто обобрали барак идейных. Все, что в посылках из дома прислали, — будто приснилось.

Аслан слушал хмуро. Знал, чувствовал, что не простился он с фартовыми, представится ему еще случай свести с ними счеты.

Понимал Аслан, что начальнику зоны безразлично, как живут в бараках зэки. Ему уже немного оставалось до пенсии. И он, как говорили воры, радовался, что в его зоне нет бузы, как у других, где усмирять взбунтовавшихся приходилось из автоматов. Радовался он и тому, что из его зоны вот уже много лет никто не числится в бегах. Да и кому, считал, в голову моча стукнет, бежать отсюда, если до ближайшего жилья не меньше трехсот километров! И, как любил говорить на построении каждой вновь прибывшей партии, — на каждого зэка зоны в округе приходится по три волка, по полтора медведя, по две росомахи, по десять миллионов комаров, по половинe овчарки и по девять грамм свинца.

Аслан слышал от фартовых, что убежать отсюда пытались, но никому еще этого не удавалось. Всех ловили. Но потом они уже не были способны к побегу.

Как говорил начальник зоны всякому пойманному беглецу, на Колыме и снега, и холода, и пустующей земли в достатке… А чтоб другим не повадно было в бега ударяться, расправлялся со смельчаками быстро.

Но как ни суров он был с зэками, воров побаивался. Их барак никогда не навещал, не проводил там проверок. Не сумел переломить и заставить их работать. На кражи и грабежи в бараках идейных и работяг не обращал внимания, словно ничего не видел и не слышал.

Фартовые в зоне жили вольготно. Здесь их никто не прижимал. И законники в последнее время вовсе обнаглели. Зная, что бояться им некого, даже до столовой добрались. Случалось, работягам на ужин даже хлеба не хватало. Все забирали воры подчистую.

И наслушавшись о ворах всякого, обдумал Аслан свое. Он никак не мог стерпеться с тем, что кто-то в зоне считает себя лучше других. И, не работая, ест от пуза.

Аслану это спать не давало. А чем фартовые лучше? Почему и начальство — будто не видит ничего? Ну да ладно, этого, видно, никому не изменить.

В зоне едва речь заходила о ворах, все умолкали. Их боялись. И даже мужики бригады советовали Аслану обходить стороной фартовых. Неровен час, пришибут где-нибудь.

Поработав день, Аслан окончательно убедился, что пока не заживут ладони, на трассе ему делать нечего. А потому на следующий день остался дневалить в бараке.

К обеду ему привезли на старой кляче бочку воды.

Аслан перекачал ее в питьевой бак. Затопил железные буржуйки. Вымыл пол, отскоблил до холодной бледности стол и скамейки. Навел порядок на нарах. И только хотел попарить руки в чистотеле, увидел, что кто-то вошел в боковую дверь. Это был Слон.

Аслан сжался в пружину. Знал, от бугра добра не жди.

— Дневалишь? — спросил неопределенно.

— А ты промышлять нарисовался сюда? Шмонать по нарам?

— Да нет. Мне водовоз ботнул, что ты тут кантуешься. Я и возник, чтобы не скучал ты один, — ответил бугор и сел к столу, — Чифирку заделаем? — предложил тихо.