|
Он был полезным членом общества — это решено и подписано, — и ложь его была самой благородной ложью. Он начал верить, что именно так оно и есть. Кроме того, Джесси снова упомянула о его необыкновенной храбрости. Конечно, признался он в душе, он вел себя храбро. И в результате к концу завтрака он чувствовал себя таким счастливым, каким не видел себя даже в мечтах, — счастливым и покрытым славой, и они с Джесси выехали из маленького кирпичного Блэндфорда так, будто их отношения никогда не омрачала ни малейшая тень.
— Так вы думаете, — начал он вдруг, задумчиво вынимая изо рта сигарету, — что продавец тканей может быть честным гражданином? — Почему же нет? — А если он, например, подсовывает людям товар, который им не очень нужен? — А разве это обязательно? — Это торговля, — сказал Хупдрайвер. — Не обманешь — не продашь. И ничего тут не поделаешь. Ремесло это не очень честное и не очень полезное; не очень почетное; ни свободы, ни досуга — с семи до полдевятого, каждый день. Много ли человеку остается? Настоящие рабочие смеются над нами, а образованные — банковские клерки, или те, что служат у стряпчих, — эти смотрят на нас сверху вниз. Выглядишь-то ты прилично, а, по сути дела, тебя держат в общежитии, как в тюрьме, кормят хлебом с маслом и помыкают, как рабом. Все твое положение в том и состоит, что ты понимаешь, что никакого положения у тебя нет. Без денег ничего не добьешься; из ста продавцов едва ли один зарабатывает столько, чтобы можно было жениться; а если даже он и женится, все равно главный управляющий захочет — заставит его чистить ботинки, и он пикнуть не посмеет. Вот что такое приказчик. А вы говорите, чтобы я был доволен. Вы сами-то были бы довольны, если б вам пришлось служить продавщицей? Она промолчала, и поле сражения осталось за ним. Немного спустя он заговорил. — Я все думаю… — начал он и остановился. Она повернула к нему подпертое ладонью лицо. Глаза ее сияли и от этого казались нежными. — Вы так скромны, — сказала она, — вы так себя принижаете. Мистер Хупдрайвер ни разу не взглянул в ее сторону, пока говорил. Он смотрел на траву и каждое свое слово подкреплял движением рук с покрасневшими суставами, которые держал ладонями вверх. Теперь они вяло лежали у него на коленях. — Я все думал, — повторил он. — Да? — сказала она. — Я все думал этим утром, — сказал мистер Хупдрайвер. — О чем? — Конечно, это глупо… — Что? — Ну в общем… Мне сейчас около двадцати трех. В школе я учился до пятнадцати. Восемь лет я уже не учусь. Начинать сейчас поздно? Я учился неплохо. Знал алгебру, прошел латынь до вспомогательных глаголов и спряжение по-французски. Так что основа у меня есть. — И теперь вы подумали, не продолжить ли вам учение? — Да, — сказал мистер Хупдрайвер. — Совершенно верно. Видите ли, в торговле тканями без капиталов много не сделаешь. Но если бы я мог получить хорошее образование… — А почему бы и нет? — сказала Юная Леди в Сером. Хупдрайвера удивил такой решительный подход к делу. — Вы думаете? — спросил он. — Конечно. Ведь вы мужчина. И вы свободны. — И она пылко добавила: — Как бы я хотела быть на вашем месте, чтобы попробовать свои силы в такой борьбе! — Только могу ли я назвать себя настоящим мужчиной, — промолвил Хупдрайвер, думая вслух. — Если бы еще не эти восемь лет! — добавил он, уже обращаясь к не». |
