Изменить размер шрифта - +
Унган, он унган, – шептала она вслух.

После смерти Нбенге, он резко изменился, и, постоянно прятавшаяся от него, Мабетта замечала его тоскливый взгляд, устремлённый в никуда. А потом начались нововведения, от которых кругом шла голова.

Мамба стал учить их вести хозяйство, долго рассказывая о невидимых насекомых, называемых микробами. От этих разговоров, она постоянно ощущала, как по её телу они бегают стадами, туда – сюда, туда – сюда, нисколько не стесняясь её, резвясь и прыгая на каждой точке её тела.

Дальше – больше. От реки, по его приказу, стали рыть мелкие каналы для орошения полей. Посадили небольшие фруктовые сады, и увеличили посадки банановых деревьев. Гончары стали ваять большие глиняные кувшины для хранения зерна. Увеличили поголовье скота, пригнанного с других территорий.

В земле вырыли круглые, неглубокие ямы и обложили их обожжённой глиной, залив туда чистую дождевую воду, а потом ещё и закрыли деревянными крышками. У кузнецов появились топоры и длинные железки, с треугольными зубцами, со странным названием – пила. Мотыги, лопаты, и другой, не виданный доселе, инструмент. Особенно женщинам понравились серпы, ими очень легко было срезать стебли сорго и маиса.

По городу стали важно расхаживать курицы, во главе с петухами, и рыться в пыли, ища там себе пропитание. Их Мамба привез из похода, найдя у суданских племён. Охотники привезли в плетеной клетке, пойманных далеко отсюда, цесарок, и женщины стали их выращивать.

Многое изменилось с того времени, как попала сюда Мабетта. А о том, что было здесь раньше, и вообще упоминать не стоит. Заброшенная, никому не нужная деревня, откуда забирали всех здоровых мужчин и юных девушек, обреченная на вымирание, последнюю точку в жизни которой собирались оставить суданцы, охотники за рабами, возродилась с невиданной силой.

Поля были засеяны сорго, бататом, маисом, таро, тыквами, ямсом, местными овощами, и прочими культурами. Вокруг Баграма распахана саванна. С недавнего времени, саванну вспахивали пригнанными быками и одомашненными буйволами. Пахали плугом, придуманным Мамбой. Мало того, всех молодых воинов периодически пригоняли на поля, где они убирали урожай, помогая в этом женщинам, а потом снова поднимали пыль на полигоне, гоняясь друг за другом с деревянными палками, получая синяки и ссадины.

Кругом кипела жизнь. Маршировали сотни воинов, бежали за ними, в пыли, мальчишки и девчонки. Ремесленники работали и днём, и ночью, создавая, заказанные Мамбой, кожаные доспехи. Кузнецы, полностью отдавшись любимому делу, ковали лезвия для ножей, копий и наконечники для стрел, уделяя время для работы над инструментами и сельскохозяйственными орудиями.

Совместными усилиями, пригнанных из Южного Судана ремесленников и местных умельцев, согнанными со всех сторон пленными, были созданы ручные мельницы, а идеи, озвученные чёрным Мамбой, постепенно стали претворяться в жизнь.

Улучшались ручные мельницы, расширялись арыки, а люди работали с все большей отдачей, веря в себя, и в свою армию, растущую прямо на глазах. Скоро гончары создали большие котлы, размером с хижину, где хранились запасы зерна под огромным навесом, сделанным из свежих досок, напиленных с помощью длинной пилы.

Не только гончары и кузнецы стали привлекаться в Баграм, но и резчики по кости и дереву, художники, умеющие рисовать, на чём угодно, и чем угодно. Умельцы, готовые вязать разнообразные корзины, и прочие вещи, из веток, лозы и коры деревьев, скрепляя всё это шкурами животных и змей.

Даже женщинам нашлась работа, трепать волокна из растений, а потом вязать из них одежду, и циновки. Всё это зрело постепенно, но, за последние три месяца, невероятно ускорилось.

Мабетта всё равно ужасно боялась Мамбу. Он ушёл, а с ним ушло две сотни воинов. Ушли лучшие, и она не сомневалась, что он вернётся. Весь в крови своих врагов, ещё более дикий, и жестокий, чем был, но с такой тоской в глазах… готовой поглотить всё вокруг.

Быстрый переход